и их командиры рот вели их без меня, просто отдавали готовые. Ещё я вела огромную книгу, в которой производился учет доходов и расходов солдат: сколько заработал, сколько на него израсходовали. И до сих пор помню что на руки рядовым положено было выдавать в месяц семь рублей, а сержантам – одиннадцать.
Как я уже рассказывала, наши солдаты должны были зарабатывать деньги на свое содержание. И это получалось не у всех. Хорошим результатом был в конце службы рублей сто пятьдесят за два года. У некоторых все же выходило какое-то накопление и им эти деньги выдавались на дембель. А у некоторых образовывался глубокий минус и они слали телеграммы чтоб им выслали деньги для расчета. Кто-то сильно скандалил. за кем-то приезжали родственники.
Вообще напряг с деньгами на содержание войск уже стал сильно сказываться в 1988 году. Я помню комбат ходил по штабу грустный и говорил о том, что бы мы придумали как можно заработать денег. Мы предложили сдавать солдат в аренду строителям дач, но он ответил что есть норматив, по которому это запрещено. Еще у него было наблюдение, что если он видит по подмосковной трассе стоящий на обочине автомобиль с поднятым капотом, то 99% за то что на нем будут армейские номера. Это где-то так и было.
В штабе было намного уютнее чем на базе. Нас в бухгалтерии было трое, в соседней комнате в канцелярии был солдат –казах Ербулат с красивым почерком и начальник канцелярии – жена подводника, коренная Питерка, лет двадцати пяти. Её муж был потомственным подводником и как я поняла сюда они попали по блату.
Пусть вас не смущает что в Подмосковье нет моря, а подводники там есть. Это их связисты. Они через подземные установки осуществляют связь со всеми своими подводными лодками. Как это делается для меня выдающаяся загадка, но это так. До какой глубины они там докопались мне тоже не известно, но очевидно что до той на которой находятся подводные лодки.
По штабу гуляли комбат, начальник штаба и пропагандист. Там я впервые увидела воплощение армейского дебилизма, о котором столько читала. Вообще когда я немного осмотрелась в армии, то взяла «Бравый солдат Швейк» и прочитала по новой. В школьные годы когда я его читала первый раз, то мне иногда было смешно, но в целом я нашла это произведение достаточно скучным. Теперь же попав в нужную среду, находясь в окружении «персонажей», с огромным удовольствием перечитала этот армейский шедевр.
Так вот, начальник штаба Алим Кулеша решил переклеить себе в кабинете обои. Выбрал, ему их приклеили. Но не почувствовал он себя там как надо бы по фен-шую. И так раз пять. Мой муж как-то поводил меня к стене возле выключателя и тихонько показывал слои. А ведь так просто и не скажешь, что майор Кулеша имел такое обостренное по фен-шую восприятие.
Его сосед по кабинетам – пропагандист, капитан тоже обновлял себе кабинет и попросил прислать специально обученных солдат. А у нас был целый взвод солдат со строительной специальностью. Хоть они должны бы были быть в стройбате, а у нас автобат при стройбате. Вот они ему приклеили обои. Он нам показал образец творчества специалистов. Он ей богу не был привередлив. И собравшись вдвоем с одним штабным сержантом, они сами приклеили их заново. При этом они оба занимались этим впервые. И получилось замечательно и ровненько. Ну что тут скажешь? Какая армия, такие и специалисты. Ну и из этих двух историй вы можете сделать вывод, что в обоях у нас недостатка не было. И взять их на шару было можно сколько хочешь. Но имея такую возможность мы не имели куда её применить. Нам негде было их клеить или даже складировать с целью дальнейшего возможного использования.
В честь приближающегося Нового 1989 года я для развлечения взяла лист ватмана А4 и сделала стенгазету в штаб. Фотки какие-то набрала, открытки и стишки насочиняла. Сама очень удивилась, потому что ни в школе, ни в институте даже близко не подходила ни к каким активистам. Эта газета до сих пор в свернутом виде лежит где-то у меня дома в Луганске в комнате, которую я считаю типа своей библиотекой.
Еще я любознательно слушала о солдатах: кто и как попал в армию.
Дорога во солдаты была у парней очень разная. Были те кому в армии просто противопоказано. Например, к нам поступил солдат с патологией суставов. Это была их семейная болезнь. Его родной брат был прикован к постели с нею. А он пробился через военкомат чтоб доказать обществу что он такой же как и все. И его приходилось таскать по больницам. Короче, через полгода его все же комиссовали из армии.
Был двадцатилетний молодой отец. Кстати, настоящий русский красавец – Лазарев. У меня иногда проблески в памяти, я что-то неожиданно вспоминаю. Так вот я у него спрашиваю: «Тебе же должны были дать отсрочку. У тебя только что родился ребенок» Ответ: «Зачем мне отсрочка? Пусть ребенок растет. Приду из армии, вокруг все рассказывают как у них дети плачут и спать не дают. А я им скажу, что мой не плакал».
Наш писарь Ербулат был из Казахстана с Балхаша. Он окончил техникум и мог продолжить учебу, но пошел в армию. Он своим идеальным почерком вел книгу приказов, делал записи в военных билетах. Книга приказов велась вручную в прошнурованной опечатанной тетради. В ней невозможно было что-то вставить или подделать. Это не листочки отпечатанные в папке подменять. Я спросила Ербулата: «Зачем?». Он пояснил, что думал, что будет от этого какая – то польза стране. Но теперь понял, что пользы точно не будет.
Был парень по фамилии Вовк, который мечтал о военном училище, но не смог пройти медкомиссию по высокому кровяному давлению и решил попробовать через армию. Его возили на поступление, потому что есть и такая разнарядка: направлять из солдат желающих учиться в военных училищах. Но тоже не получилось пройти медкомиссию.
Наша главный бухгалтер – жена мичмана, уже лет за сорок, рассказывала что её муж тоже очень хотел в армию, но он – дальтоник и в офицеры его не взяли, а мичманом (это аналог прапорщика) –пожалуйста.
Всё же у меня были большие пробелы в представлении о субординации. Помню когда услышала как дежурный кричал на дневального, кстати тот самый сержант Лазарев, то сказала ему что в следующий раз его могут
