использовать в качестве агента такого видного коммунистического функционера, как Нельсон, находившегося под плотным колпаком у ФБР. Кроме того, до сих пор не найдено ни одного доказательства того, что Роберт Оппенгеймер сотрудничал с советской разведкой. Есть только домыслы, а домыслы служат весьма ненадежным основанием для выводов. В качестве примера можно вспомнить хотя бы широко известное «дело Дрейфуса» [73]. И самое главное, Роберт Оппенгеймер был полностью в курсе всех деталей Манхэттенского проекта. Если бы он сотрудничал с русскими, то атомная бомба у Советского Союза появилась бы одновременно с Соединенными Штатами, а не в 1949 году [74].
Перед тем как подключиться к «урановому проекту», наш герой совершил один поступок, абсолютно нелогичный как с точки зрения лояльного американского ученого, которым он стремился выглядеть, так и с точки зрения советского агента. Предыстория такова. В штате Нью-Йорк был создан комитет, известный как комитет Раппа – Кудерта (по именам его сопредседателей). Его задачей было определение степени коммунистического влияния в образовательной системе штата, иначе говоря, комитет должен был выявлять коммунистов в высшей и средней школах. Оппенгеймер написал одному из сопредседателей, сенатору-республиканцу Фредерику Кудерту-младшему, гневное письмо с обвинением в нарушении Первой поправки Билля о правах [75]. И дошел даже до того, что назвал Кудерта ханжой, чего в деловой переписке делать явно не стоило. Советский агент, собиравшийся внедриться в круг разработчиков атомного оружия, никогда бы не позволил себе подобной опрометчивости. Лояльному ученому, надеявшемуся на участие в секретном проекте, тоже не стоило так себя вести. Так какими же мотивами руководствовался наш герой? Ведь у него непременно должны были быть какие-то мотивы…
Зная характер и особенности личности Роберта Оппенгеймера, можно с уверенностью предположить, что это письмо стало проявлением нервного срыва. Он заинтересовался проектом и искренне желал принять в нем участие, но боялся, что связи с коммунистами (вплоть до подписки на партийную газету People’s World) могут этому помешать. Тревога «накручивала» его все сильнее и сильнее. Письмо стало закономерной и обоснованной попыткой Оппенгеймера выплеснуть накопившееся раздражение (прием вообще-то полезный, но лучше было сжечь письмо сразу после его написания). Результатом стало только усиление внимания к нему ФБР.
Основной проблемой, обсуждавшейся на первом совещании с участием Оппенгеймера, был дефицит урана-235, которого, по уточненным расчетам, требовалось не менее ста фунтов (для создания одной бомбы). Извлечение такого количества из природного урана было крайне долгим делом, грозившим растянуться не на месяцы, а на годы. Методов извлечения было два: газовая диффузия и центрифугирование. В первом случае уран переводился из твердого состояния в газообразное, после чего подавался в разделитель, где был установлен мембранный фильтр с микроскопическими отверстиями. Более легкие атомы урана-235 имеют более длинный диффузионный пробег и потому проходят через мембрану в большем количестве, нежели «обычные» атомы урана-238. Разделение в центрифуге тоже основано на разнице в весе. Легкие атомы урана-235 соберутся в центре, а атомы урана-238 распределятся на периферии.
Как вариант, можно было создать бомбу на основе недавно открытого плутония, имевшего меньшую критическую массу. Но этот элемент, не имевший стабильных изотопов, находился в природе в виде диоксида [76] в настолько ничтожных количествах, что о его добыче не могло быть и речи. Плутоний нужно было получать из урана.
Предположительный срок создания бомбы равнялся трем с половиной годам, но он был назван только для того, чтобы что-то назвать, поскольку никто из участников совещания не представлял, сколько времени займет накопление нужных количеств урана или плутония.
После этого совещания Урановый комитет был реорганизован в секцию S-1. Оппенгеймера в нее не включили, что выглядело явным проявлением недоверия. Наш герой собственными руками «подлил масла в огонь», собравшись вступать в Американскую ассоциацию научных работников – профсоюзную организацию левого толка. Он устроил у себя дома заседание Ассоциации, на которое пригласил Лоуренса и других сотрудников университета. Лоуренс не пришел, отговорил приходить других, а также «вправил мозги» Оппенгеймеру, объяснив, что не нужно давать Вашингтону лишний повод для придирок. Оппенгеймер согласился с его доводами и больше об Ассоциации не вспоминал, однако позволил себе посетить благотворительный вечер, на котором собирали средства для ветеранов войны в Испании. Психологи могут сказать, что бессознательное пыталось оттолкнуть нашего героя от участия в создании смертоносного оружия. Кто его знает, это непостижимое бессознательное? Может быть, и пыталось…
В декабре 1941 года на заседании секции S-1 Лоуренс предложил получать уран-235 электромагнитным методом, суть которого заключалась в том, что в магнитном поле атомы урана с разным весом станут двигаться по разным траекториям. Электромагнитный метод позволял разделять компоненты с высокой чистотой, но скорость его оставляла желать лучшего.
Нобелевский лауреат Артур Комптон, участвовавший в работе S-1, писал в своих воспоминаниях: «Период с декабря 1941 года, когда у нас появились полномочия финансировать работу над атомным проектом, до июня 1942 года, когда ответственность на себя взяла армия, был критическим». Критическим не столько в том смысле, что дело продвигалось очень медленно, сколько в том, что решалась судьба самого проекта. Нужно было понять, возможно ли реализовать его в ближайшее время?
По соображениям секретности и ради улучшения взаимодействия между участниками проекта в конце 24 января 1942 года было решено сосредоточить все исследовательские работы в одном месте. Выбор пал на Чикагский университет – вотчину Комптона, который обещал запустить цепную реакцию деления ядер урана к концу года. Для этого нужно было не только набрать достаточное количество вещества, но и создать ядерный реактор. Первый в мире реактор, созданный в Чикаго под руководством Энрико Ферми к декабрю 1942 года, получил из-за своей кустарной конструкции название «Чикагской поленницы». Название понравилось, и с тех пор на жаргоне физиков все реакторы называются «поленницами».
Формально Роберт Оппенгеймер не участвовал в проекте по созданию атомной бомбы до сентября 1942 года, но на самом деле он принимал в нем активнейшее участие, обсуждая с Лоуренсом различные теоретические проблемы. Вовлеченность была настолько велика, что в марте 1942 года Оппенгеймер прекратил преподавание в Калтехе, на которое у него уже не оставалось времени. В то же время Лоуренс написал Комптону письмо с предложением принятия Оппенгеймера в S-1, но Комптон предпочел проигнорировать это предложение. Принято считать, что его настораживали политические взгляды Оппенгеймера, но, скорее всего, Комптон опасался конкуренции. В качестве уступки Лоуренсу, игравшему в проекте одну из ключевых ролей, Оппенгеймера назначили консультантом. Хоть что-то. Ситуация сложилась парадоксальная: консультант засекреченного проекта, занимавшийся такой важной проблемой, как столкновения быстрых нейтронов, не имел официального допуска к секретной информации.
Прежде консультантом по быстрым нейтронам был Грегори Брейт, еврей, родившийся в Российской империи. Брейт был ярым антикоммунистом и человеком с очень сложным характером (проще говоря,
