Глава VIII. Последние годы жизни и смерть
Последние годы жизни. – Болезнь. – Смерть и погребение. – Общественная складчина для приобретения оперы «Каменный гость»
Последние годы жизни Даргомыжского были посвящены почти исключительно работе над оперой «Каменный гость», начатой вскоре по возвращении его из-за границы: впервые упоминается о «Каменном госте» в письме Даргомыжского к Л. И. Кармалиной от 17 июля 1866 года. Спустя некоторое время здоровье композитора заметно расстроилось и начало ухудшаться. В первый раз он говорит об этом в письме к той же г-же Кармалиной летом 1867 года. В январе следующего года его положение стало уже опасным, как об этом можно заключить из письма его к К. Н. Вельяминову (от 24 января 1868 года). «О себе не могу сказать, – писал он, – ничего утешительного. Болезнь моя, кажется, усиливается. Послезавтра обещал быть ко мне Боткин. Будет ли от него толк – Бог ведает. Выезжать мне становится труднее». Тем не менее творческая энергия его с упадком физических сил не только не угасала, но, напротив, как-то странно усиливалась.
«Взамен того (то есть физических сил), – говорит он в том же письме, – при нервическом моем состоянии у меня расходилась творческая жилка так, как бывало только в молодости. Это в самом деле странное явление! Сидя за фортепианами, больной и сгорбленный, я в пять дней подвинул своего „Каменного гостя“ так, как бы здоровый и в два месяца его не подвинул. Долго ли это продолжится – не знаю!»
Письмо его к тому же Вельяминову от 14 февраля 1868 года говорит о новом обострении болезни. Страдания его были ужасны; всякое движение, по словам его, резало ножом, и бедный музыкант жаждал теперь уже не выздоровления, а хотя бы только временного облегчения для того, чтобы… продолжать свою художественную работу. Да, среди самых ужасных физических мучений композитор находил еще достаточно силы воли и нравственного величия, чтобы не прекращать своего вдохновенного труда, пользуясь всеми, хотя бы самыми короткими, промежутками, когда тяжелая болезнь затихала.
Летом 1868 года была наконец точно определена его болезнь, состоявшая, по словам Даргомыжского, в «расстройстве чего-то около сердца и чрезмерно сильном и неправильном обращении крови». Это был, разумеется, аневризм, от которого несколько месяцев спустя он и умер. Смерть последовала внезапно, как всегда бывает при этой болезни, однако композитор успел, как мы уже говорили, заранее распорядиться дальнейшею судьбою своего последнего произведения. Даргомыжский умер в 7 часов утра 5 января 1869 года, на 56-м году от рождения.
Так окончил свою жизнь гениальный художник, столь много потрудившийся на поприще русского национального искусства…
8 газетах появились некрологи, извещавшие публику о понесенной ею утрате. Приводим в сокращенном виде один из них, написанный человеком, действительно и вполне понимавшим размеры этой утраты.
«В лице Даргомыжского, – писал в „С. – Петербургских ведомостях“ Ц. А. Кюи, – искусство понесло тяжелую, невознаградимую потерю, а русское искусство осиротело. Сотоварищ и преемник Глинки, он неуклонно и с необычайным, своеобразным талантом вел вперед вокальную романсную и оперную музыку и наконец довел ее до той правды, до того совершенства выражения, далее которого, в настоящую минуту, довести ее немыслимо. Потеря его тем более невознаградима, что он умер в полной зрелости и силе своего громадного таланта… Но сделанного Даргомыжским слишком достаточно для того, чтоб он занял в истории оперы одно из самых почетнейших мест; для того, чтоб вместе с другим великим творцом „Каменного гостя“ можно было про него сказать: „Он памятник себе воздвиг нерукотворный“…»
9 января состоялось погребение. Печальная церемония собрала, разумеется, представителей всего артистического мира Петербурга; гроб несли на руках до самой Александро-Невской лавры, где останки великого музыканта были опущены в могилу, расположенную неподалеку от могилы его друга и сподвижника по искусству М. И. Глинки. Но речей, как сообщают тогдашние репортеры, на могиле произнесено не было. Конечно, и без слов понимала собравшаяся публика значение совершающегося перед ее глазами события…
Затем… колесо петербургской жизни пошло своим чередом, все вошло в свою колею, об усопшем композиторе поговорили и, как водится, замолчали.
Прошло почти два года со времени смерти Даргомыжского. Но вот в «С. – Петербургских ведомостях» (№ 327 за 1870 год) неожиданно появилось письмо, подписанное Ц. А. Кюи, в котором сообщались во всеобщее сведение нижеследующие удивительные вещи. Согласно предсмертному желанию А. С. Даргомыжского его опера «Каменный гость» была окончена Ц. А. Кюи и, инструментованная Н. А. Римским-Корсаковым, представлена затем в петербургскую театральную дирекцию для постановки на сцене. Вознаграждение, которое при этом требовалось в пользу наследников композитора, определялось суммою три тысячи рублей серебром: эту цифру назначил сам покойный автор оперы. Но дирекция театров, согласная поставить оперу в принципе, отказалась, однако, приобрести ее за указанную сумму, ссылаясь при этом на «Положение» (утвержденное еще в 1827 году), в соответствии с которым русский композитор не мог получить за свою оперу более четырех тысяч рублей ассигнациями, или 1143 рублей серебром. Иностранные композиторы, по смыслу того же «Положения», могли получать и более; так, например, Верди получил за свою «Силу судьбы» чуть ли не до 15 тысяч рублей, но автор «Каменного гостя» был русский и потому должен был довольствоваться меньшим. Однако г-н Кюи не согласился «уступить» дирекции с цены покойного композитора и, доводя обо всех этих обстоятельствах до сведения русской публики, упомянутое письмо свое заключал такими словами: «Вот почему „Каменный гость“ лежит до сих пор у меня и пролежит еще, быть может, неопределенно долгое время, пока не окажется возможным дать русскому более 1143 руб. или же признать Даргомыжского иностранцем».
Письмо это произвело в публике известную сенсацию. О нем заговорили многие; но одним из первых откликнулся на него В. В. Стасов, поместив в «С. – Петербургских ведомостях» (№ 329 за 1870 год) нижеследующее любопытное «Послание к С. – Петербургскому собранию художников»:
Милостивые государи! – торжественно начинал автор свое послание. – Из письма Ц. А. Кюи, напечатанного в сегодняшнем номере «С. – Петербургских ведомостей» (27 ноября), вам, конечно, известен новый факт, увеличивший собою количество печальных фактов русской художественной истории. Опера «Каменный гость», лучшее и последнее создание Даргомыжского, достойное соперничать с гениальным «Русланом и Людмилой» Глинки, не принята на сцену и останется не известной нашей публике вопреки всем самым горячим ожиданиям, потому что не признано возможным заплатить за русскую оперу 3000 руб. Конечно, как и все узнавшие об этом изумительном событии, вы пожимаете теперь плечами и с удивлением спрашиваете себя: «Что ж это значит? На что же, наконец, это похоже? Неужели в ряду наших расходов „три тысячи“ составляют уже такую огромную сумму, что нечего о ней и задумываться, какой бы, впрочем, талант, красота и мастерство ни присутствовали в новом создании? Или, может быть, мы такие богачи на таланты и великие произведения, что не стоит много церемониться с какой-нибудь оперой и есть она или нет на свете – все равно?» Да, вероятно, вы так рассуждаете в настоящую минуту и сердитесь, и негодуете от всего сердца; но я вам должен сказать, что вы тысячу раз неправы потому, во-первых, что совершенно напрасно воображаете, будто у нас все непременно так и должны дорожить художниками и их созданиями, как это бывает в остальной Европе; а во-вторых, вы неправы потому, что не знаете хорошенько всегдашней участи наших опер. Дело в том, что лишь одни бездарные или по крайней мере очень плохие из числа русских опер пользуются всяческим успехом, точно будто они сочинены иностранцами; но зато, наоборот, все самые талантливые, иногда гениальные наши оперы должны пройти на своем веку сквозь тысячу мытарств. Примеры налицо. Вспомните «Жизнь за Царя»: ее поставили на сцену лишь тогда только, когда Глинка дал подписку не требовать никакого вознаграждения за свою оперу. «Руслана» сначала давали несколько времени, но потом бросили и забывали про него целых 14 лет, так что нужны были Бог знает какие усилия, чтобы наконец эту оперу снова услыхала русская публика. С «Русалкой» была история в том же роде. Кто знает все это, конечно, никогда не удивится неуспеху хорошей русской оперы: «Верно, она уже очень талантлива, если ей крепко не везет у нас», скажет про себя всякий. Но неуспех оперы «Каменный гость» превосходит, кажется, все, что прежде бывало в этом роде: никто даже не развернул ее нынче, никто даже не справился о том, хороша она или дурна, гениальна или посредственна. До сих пор речь шла все только об одном: о трех тысячах и о том, что таких (!) денег за русскую оперу платить нельзя. Ну, может быть, все это действительно прекрасно, превосходно и даже очень остроумно; может быть, все это точно так и должно быть, но все-таки, мне кажется, такие удивительные порядки должны глубоко печалить и оскорблять вас, художников, и т. д.
