Жадно ловил сведения с фронта. Узнал от бойцов, поступивших в больницу позже меня, радостное известие - наступление 25-й дивизии на Гурьев закончилось в январе 1920 года полным разгромом белоказачьих войск. Тогда на имя начдива Кутякова пришла телеграмма, в которой бойцов горячо поздравлял с одержанной победой Владимир Ильич Ленин.
После ликвидации Уральского фронта дивизия была переброшена на запад, где храбро сражалась с белополяками.
В годы Великой Отечественной войны 25-я дивизия имени Чапаева прошла долгий героический путь борьбы вместе со всей Советской Армией. Она самоотверженно дралась на подступах к городам-героям Одессе, Севастополю, на других фронтах.
Да, прошлое уходит... Но от тех тревожных и грозных, вихревых лет в душе остается - как золото выплавляется - память об общих радостях, несчастьях, жертвах, надеждах, мечтах и стремлениях.
И остается Родина...
Глава четвертая.
Первые ортодромии
Мне после болезни в родную дивизию вернуться не удалось. В апреле в уездном военкомате я получил назначение на Кавказ. Мать собрала в корзинку остатки белья, мое немудрящее имущество и вот третий раз уже повезла меня на телеге из деревни в город, горько и беззвучно плача: когда это все кончится?..
Я, по молодости лет, с расставаниями недолго-то грустил. Вскоре был в Ростове-на-Дону, откуда меня направили в штаб только что организованного Кавказского военного округа, где неожиданно круто и повернулась моя дальнейшая судьба.
- Так, говоришь, отец у тебя сельский учитель? - завел как-то разговор комиссар штаба. Я подтвердил.
- А знаешь, в прошлом и мне довелось учительствовать, а теперь уже какой год на военной службе. Смотрю вот с завистью, как конница Буденного на Польский фронт через наш Ростов идет, сам бы с ними отправился, да, говорят, хватит, повоевал.
Помолчав, поинтересовался:
- А ты, Беляков, бывал ли на фронте?..
Я был рад рассказать о себе все - и о студенческой скамье, о работе в уездном Совете, о дивизии Чапаева, о боях против Колчака и уральских белоказаков.
Комиссар не перебивал, слушал внимательно, а в конце моего рассказа вдруг заявил:
- Тебе, Александр, учиться надо. В штабе у нас есть запрос направить кого-либо в авиационную школу в Москву, на какое-то аэронавигационное отделение. Ты вполне подходящий кандидат. Жаль только, что еще в партии не состоишь, но у тебя все впереди. Как думаешь?..
- Сочту за честь, - ответил я.
- Ну вот и решили. Пиши заявление о приеме в авиашколу и подробную автобиографию. Отправим с характеристиками и будем ждать ответа.
Я был до глубины души тронут внимательным, заботливым отношением ко мне, думал: вот таким, и должен быть настоящий комиссар. Спустя две недели томительного ожидания в штаб пришла телеграмма о зачислении меня слушателем аэронавигационного отделения Высшей аэросъемочно-фотограмметрической школы Красного Воздушного Флота, и мы тепло распрощались.
Итак, гражданская война закончилась для меня откомандированием в военную авиацию, и в августе 1920 года я снова прибыл в Москву. Красная Армия еще вела боевые действия, отстаивая свободу рабоче-крестьянской республики, а в разговорах молодежи все чаще слышались глаголы в будущем времени... Подвезут, построят, приготовят, пустят в ход, победят, соберут, предупредят, выработают. Или - не удастся, не справятся, не соберут. Но больше - в будущем утвердительном. Императивом всей жизни страны стало это слово "будет"!
Да, еще холодно и голодно. Да, еще вокруг враги. И все-таки будет Советская власть во всей стране, будет электрификация всей страны, будет великолепное новое, советское искусство.
А пока по Лубянке шла рота, и рослые красноармейцы бойко и озорно пели:
Поклонился всей родне у порога:
"Не скулите вы по мне, ради бога!
Будь такие все, как вы, ротозеи,
Чтоб осталось от Москвы, от Расеи..."
Здесь, на углу Большой Лубянки и Кузнецкого моста, и разыскал я школу Красного Воздушного Флота. Огромное многоэтажное здание, принадлежавшее ранее страховому обществу "Россия", вмещало теперь уйму различных организаций, учреждений, контор. Наша школа занимала в одном подъезде только два этажа. Общежитие для слушателей размещалось на самом верхнем - под крышей. Но не успел я как следует оглядеться, как школу перевели на Большую Никитскую. Здесь мы заняли уже четыре особняка.
От сотрудников школы я узнал, что организована она всего год назад, занималась вначале подготовкой аэросъемщиков, фотолаборантов и фотограмметристов - по 20 слушателей в каждом отделении. А через год открылось четвертое отделение - аэронавигационное.
Надо отдать должное руководителям школы. Они стремились придать изучаемым дисциплинам научно-прикладной характер. Среди наших наставников была группа профессоров Московского государственного университета. С большим уважением мы, слушатели аэронавигационного отделения, относились к преподаванию динамики атмосферы, которую вел профессор В. Ф. Бончковский, курсу аэрологии профессора В. И. Виткевича, курсу гидрологии и океанологии профессора Бастамова. Очень интересен был курс синоптической метеорологии инженера И. И. Мархилевича, курс физики атмосферы профессора А. А. Сперанского. Мы с удовольствием посещали и университетскую обсерваторию на Пресне, где слушали лекции профессора С. Н. Блажко по астрономии.
Прошла зима. Весна 1921 года была ранняя. И в апреле нас, слушателей четвертого отделения, отправили на практику в город Клин Московской губернии, на полевой аэродром Майданово, Начальник 21-го авиационного отряда краслетнаб Н. Ф. Кудрявцев встретил нас приветливо и организовал краткое изучение самолетов "Фарман-30", которые тогда стояли на вооружении нашей армии.
Это был самолет-биплан французского производства с мотором Сальмсона в 160 лошадиных сил. Любопытно сравнить нынешние ракетоносцы с теми давними самолетами, которые мы зачастую называли просто аппаратом. Нос такого "аппарата" был в виде открытой двухместной кабины, переднее сиденье занимал наблюдатель. У него был очень хороший обзор, а за ним, несколько выше, сидел летчик. В распоряжении пилота было всего три прибора: авиационный компас, измеритель воздушной скорости с трубкой Вентури и манометр, показывавший давление масла в системе смазки двигателя. Высотомер, или, как его называли, альтиметр, в виде металлического анероида в кожаном чехле ремешком пристегивался к ноге выше колена. С большим любопытством рассматривали мы это оборудование самолета, семицилиндровый звездообразный двигатель воздушного охлаждения с толкающим винтом, который располагался позади летчика.
