В свете всего сказанного становится очевидной необходимость еще раз поставить вопрос о более активной защите русской национальной культуры от антипатриотических, антисоциалистических сил, правильном освещении ее истории в печати, кино и телевидении, раскрытии ее прогрессивного характера, исторической роли в создании, укреплении и развитии русского государства...» (Шолохов М.А. Письма 1924-1984. М., 2003. С. 524).
Долго работали в ЦК КПСС над этим письмом, рецензировали, обсуждали, наконец «разъяснили» М.А. Шолохову: в настоящее время наблюдается «бурный рост русской советской культуры», и нет никаких опасений для ее дальнейшего развития. В ЦК КПСС работало очень много недалеких сотрудников и предателей, помогавших разложению КПСС, помогавших выдавать черное за белое.
М.А. Шолохов хорошо знал, какие тягчайшие испытания выпали на долю русской культуры, и пророчески предсказал, что ждет Россию и русскую культуру в ближайшем будущем. Но Л.И. Брежнев, с его ограниченным умом, не послушался умного совета.
Конечно, это письмо невозможно сравнивать с теми письмами, которые он посылал Сталину в 30-е годы: в нем нет той страстности в словах, яркости в описаниях, он лишь констатировал печальные факты общественного развития, к тому же он был серьезно болен, в нем уже не клокотал могучий темперамент мужественного борца за справедливость и права человека; он видел в 30-е годы только в Сталине возможность защитить деревню, хутор, больше и не к кому было обратиться: нарком земледелия – Яковлев-Эпштейн, замнаркома – Фейгин, затем – Вольф, Рошаль, Калманович, Клейнер... Кто мог бы защитить русского крестьянина от хамства и прожектерства? И Шолохов писал страстные, мужественные письма Сталину, спорил с ним, говорил о том, о чем никто не посмел бы так говорить в то время – о справедливости и законности...
Много лет тому назад большевики, придя к власти, выстроили свою идеологическую политику, повели открытую духовную войну, которая ни на минуту не прекращалась...
Шолохов приехал в Москву осенью 1922 года и жадно впитывал в себя новости, которые хлестали со страниц газет, журналов, из уст друзей-молодогвардейцев, несмотря на молодость вхожих на самые высокие этажи верховной власти... Юный Шолохов сначала «прислонился» к «Молодой гвардии», напечатал свои первые рассказы, но вскоре ушел в «Журнал крестьянской молодежи» – к Ивану Молчанову, Василию Кудашеву, Серафиму Огурцову, Георгию Шубину, Владимиру Ряховскому и другим – все они тоже недавно покинули деревню, самостоятельно, как он, пробивались в литературу; они не очень-то грамотны, но каким свежим ветром веет от их языка, каким богатым, порой дремучим, сохранившимся от старых времен, стародедовским языком они владеют! Как ярки и образны их стихи; Ваня Молчанов с любовью пишет о своем Архангельске, Вася Кудашев – о любимой рязанской деревне... А вот Марку Колосову приходится писать о заводской комсомольской ячейке, писать сухим, невыразительным языком... И русская литература, как и политика, шла как бы по двум руслам – одно из них пропитано нигилизмом, космополитизмом и интернационализмом, а другое – патриотизмом, любовью к родине и отеческим гробам, к классическим традициям русского художественного наследия. И чуть ли не во всех издательствах, редакциях газет и журналов очень много лиц нерусской национальности. Многие из них помогают Шолохову, хвалят его сочинения, печатают, но все-таки их подсказки и вообще их редакционная правка вызывала у Шолохова протест, как это было в самом начале, когда Марк Колосов сделал поправку, от которой Шолохов отказался. Убийственное перо «интернационалистов» было направлено в сторону Есенина, которого обвиняли в антисемитизме и не раз судили его за это, в сторону Николая Клюева, который сначала поддержал Ленина, а потом резко осудил свои поэтические «открытия», Сергея Клычкова, Пимена Карпова, Петра Орешина, Павла Радимова и многих других крестьянских поэтов за верность народным идеалам, за верность родной пашне и коренной избе. Убийственное перо напостовцев и налитпостовцев было направлено и в сторону превосходных романов о старой Москве Андрея Белого, в сторону неукротимого в своих поисках истинной свободы Максимилиана Волошина, в сторону «аполитичной» Анны Ахматовой и многих других писателей, сохранивших преданность традициям великого русского наследия.
Умирал Ленин... Все об этом говорили в открытую, удар следовал за ударом, и не было, как говорили, никакой возможности возвращения его к исполнению своих высоких обязанностей... Со всей остротой встал вопрос о преемнике, о личности, способной его заменить. Для большинства окружавших Шолохова писателей и журналистов сомнений не возникало – Лев Давыдович Троцкий. И Шолохова уверяли в гениальности Льва Троцкого. Дали ему прочитать книгу Г. Устинова «Трибун революции», опубликованную еще в 1920 году и ставшую настольной книгой многих молодогвардейцев. Не раз писатели, журналисты, партийные деятели панегирически говорили и писали о Троцком, указывая на его могучий талант трибуна, оратора, на его ум, такт и другие выдающиеся способности как вождя революции. Упоминались Зиновьев, Каменев, Бухарин, Дзержинский... Но, сравнивая Льва Троцкого с этими видными деятелями партии и государства, молодогвардейские друзья чуть ли не в один голос говорили о Троцком как о несомненном преемнике Ленина на посту председателя Совета народных комиссаров. А потому не жалели слов для панегириков Троцкому, посвящали стихи, ходили на его выступления, рукоплескали ему, добивались встречи с ним. С каким восторгом показывали ему письмо Троцкого «сотрудникам и читателям «Молодой гвардии» по поводу годовщины журнала. «Писательство есть искусство, дорогие друзья!» – писал в приветствии Троцкий и подписался: «Ваш Л. Троцкий». Вышла книга Александра Безыменского «Как пахнет жизнь» с предисловием Л. Троцкого, и обезумевший от счастья автор всем дарил книгу и непременно показывал на предисловие Л. Троцкого как на билет в бессмертие... Журнал «Молодая гвардия» выходил под редакцией Л. Авербаха, Ил. Вардина, И. Лепешинского, К. Радека, О. Тарханова и Ем. Ярославского. Почти одновременно стал выходить журнал «На посту» под редакцией Б. Волина, Г. Лелевича, С. Родова, в списке участников все те же, что и в «Молодой гвардии»: Авербах, Д. Бедный, А. Безыменский, Исбах, Левман, Лелевич, Михаил Кольцов, Юрий Либединский, Карл Радек, Лариса Рейснер, Фриче, Ярославский. В редакционной статье первого номера выражено недовольство литературно-критической чехардой; каждый «бухает во что горазд»: «Этому должен быть положен конец. Нам необходима твердая, выдержанная, пролетарская линия в литературе. Старые боевые знамена должны быть вновь гордо и несокрушимо подняты перед лицом оживающей буржуазной литературы и пошатывающихся «попутчиков» (На посту. 1923. № 1. С. 5). Призывали «освободиться от влияния прошлого и в области идеологии, и в области формы», «неустанно стоять на посту ясной и твердой коммунистической идеологии». А «твердая идеология» – это статьи и указания Троцкого, Зиновьева, Каменева и многочисленных, помельче, последователей. Возник все тот же трагический конфликт: Пролеткульт (1917 – 1932) – пролетарская культура, организаторы которой ратовали за «чистую» пролетарскую культуру, полностью отрицая мировую классическую культуру и наследие русского классического реализма; всех, кто продолжал следовать за русскими классиками, Троцкий назвал «попутчиками», над творчеством которых чаще всего напостовцы и молодогвардейцы просто издевались, издевались над творчеством Горького, Алексея Толстого и других «буржуазных» писателей; словом, возник трагический конфликт, который условно можно было бы тоже назвать Чириков – Аш.
