Члены миссии были обязаны тщательно зафиксировать виденное. Для того чтобы там, в Эдо, уяснили себе, с кем они имеют дело на международных переговорах. Для того чтобы позаимствовать то, что покажется полезным и нужным. Члены миссии закупили множество книг. Это были книги практического содержания, романов не приобретали.
Сопровождавшие японцев американцы также вели достаточно подробные записи, делали зарисовки. Однако это был интерес другого рода. Для тогдашних европейцев японцы представлялись любопытными с точки зрения «этнографии». Группа вооруженных двумя мечами «аборигенов» из далекой страны всегда собирала вокруг себя толпы зевак, американцы даже забирались на деревья и крыши домов, бросали оттуда цветы и пытались фотографировать. В Японии это посчитали бы за нарушение приличий – простолюдин при встрече с вельможей не имел права занимать более высокую точку пространства. Один из членов миссии отмечал, что, если бросить американцам клочок бумаги, они набросились бы на него подобно голодным собакам.
Американцы хотели общаться. Никто из них не мог себе представить, что его общество может быть кому-то не по нраву. Они и созданное ими государство были сделаны из одного и того же мыслительного вещества. Стоя под окнами гостиницы, они приветственно вскидывали руки, посылали воздушные поцелуи и клянчили японские монетки, но японцам выходить на улицу по своей воле было запрещено. В своей стране японцы всячески ограждали иностранцев от соприкосновения с «чернью». Согласно японскому этикету, на высокопоставленную особу смотреть вообще не полагалось. Поэтому при виде толпы, собравшейся поглазеть на японцев, у членов миссии временами возникало ощущение, что с ними обращаются неуважительно. Рукопожатия и автографы, раздаваемые абсолютно незнакомым людям, казались верхом абсурда, хотя члены миссии прекрасно понимали: все это является искренним проявлением дружеских чувств. Что эти люди понимали под дружбой – другой вопрос. В любом случае театральная зала набивалась людьми только потому, что на представлении присутствовали японцы[27]. Не на сцену, а именно на них были направлены зрительские окуляры.
Из всего японского этнографического антуража – одежды, обуви, мечей, причесок – американцы не собирались заимствовать ничего. А что уж там говорить про моральные и этические нормы. Это был праздный и высокомерный интерес.
Японская культура привыкла разделять: высоких и низких, мужчин и женщин, молодых и стариков. Культура, которая объединяет необъединимое, казалась им генератором хаоса. Будучи воспитаны в обществе, где принадлежность к тому или иному сословию закреплялась по наследству, самураи считали абсурдным, что президентом страны может стать любой простолюдин. Японским представлениям о социальном порядке соответствовало только бесправное положение негров.
Несмотря на хороший прием и доброжелательность простых американцев, членам миссии приходилось быть начеку. Из толпы можно было услышать оскорбления, сравнения с обезьянами и «черномазыми», одного японца попытались стащить с коня. Когда на улице с членом миссии заговорил какой-то пьяный прохожий, он по неосторожности нажал на спусковой крючок своего револьвера. Пуля пролетела мимо, но самурай подумал, что на его жизнь покушаются, выхватил меч, и только проворство спасло незадачливого американца от верной гибели.
Миссию повсюду сопровождали японские флаги. Ими были украшены здания, поезда, пароходы и даже воздушный шар. На родине такого огромного количества японских флагов увидеть было нельзя. Для американцев члены посольства были не вассалами сёгуна, а представителями страны под названием Япония. В самой Японии красному кругу на белом фоне предстояло сыграть роль объединяющего нацию символа только в будущем.
Перед началом визита газета «Нью-Йорк дейли трибьюн» писала: «Какую бы из держав ни посетило японское посольство, его ожидают большие приобретения. Хотелось бы, чтобы визит в нашу страну принес посольству особенную пользу. В нашей стране они могли бы научиться тому, в чем так нуждается Япония. Урок заключается в том, что сила и процветание империи основываются не на классовом делении и статусе, они имеют источником знания народа и свободу. Желательно, чтобы посольство было составлено не из наследственных князей, управляющих своими землями, а из выходцев из низов, которые сумели добиться всего сами. Поскольку наследственные князья не только прямо препятствуют прогрессу народа, но одновременно являются и лицами с властными полномочиями, которые чинят всевозможные препятствия в деле международного общения»[28].
Сбылись ли надежды американской газеты на «приобретения» и «пользу»? Если и сбылись, то далеко не сразу. Вернувшись домой, члены миссии представили свои отчеты о путешествии, но их поместили в недоступный для жителей страны архив. Тогдашние власти расценивали информацию как одну из своих основных привилегий.
Однако заграничная информация все равно доходила до японцев. И она была пугающей. В Японии стало очень быстро известно, что англо-французские войска заняли Пекин. Согласно заключенным договорам, Цинская империя должна была выплатить очередную контрибуцию, согласилась на «свободную» торговлю в Тяньцзине и, вдобавок к Сянгану (Гонконгу), лишилась южной части полуострова Цзюлун (Каолун). Китай на глазах терял свой суверенитет и превращался в полуколонию. Уж если огромный Китай не смог защититься от нашествия «варваров», то что уж говорить о Японии, которую сами японцы исстари привыкли именовать «просяным зернышком»…
1861 год
1-й год девиза правления Бункю. 10-й год жизни Мэйдзи
После того как Сатиномия дочитал «Книгу о сыновней почтительности», Комэй велел ему приступить к «Великому учению». При этом учеников в классе стало ровно в два раза больше: к Сатиномия присоединился Урамацу Тарамицу (1850–1915), отпрыск аристократического рода.
Предыдущий девиз правления Манъэн не прожил долго. В феврале его заменили на «Бункю» – «Длительная культурность». Обозначающие данный год циклические знаки сулили бедствия, и еще с периода Хэйан в такой год проводилась смена девиза. В пассаже «Поздней истории династии Хань», из которого и были позаимствованы иероглифы для нового девиза, говорилось о доблестях культурных и воинских. Иероглиф «воинский» в название девиза непосредственно не вошел. Но Сугавара Тамэсада, предложивший этот девиз, имел в виду и его – напряженное ожидание военного конфликта нервировало подданных. Они полагали, что сейчас правительству совсем не помешает и военное умение. Ведь политика западных держав отнюдь не ограничивалась дипломатическими аргументами. Пребывая в полной растерянности, сёгунат шел на одно послабление за другим. В июне он снял запрет на строительство крупнотоннажных кораблей и разрешил частным лицам покупать иностранные суда. Но вековое отставание от Запада не могло быть преодолено сразу.
