В команду, кроме нас, вошел Валерий Молчанов — инженер ЛИИ, способный летчик-спортсмен, и два инструктора Коломенского авиаспортклуба Громов и Ворошилов. Молчанов впоследствии пробился в ШЛИ, закончил ее, работал на фирме А. Н. Туполева и погиб в известной катастрофе Ту-144 во Франции, где он был вторым пилотом у Михаила Козлова, Героя Советского Союза, одного из ведущих испытателей фирмы.
В деревне Карабчеево, где был аэродром этого клуба, мы увидели, во что превратился когда-то знаменитый — в нем получили начальную подготовку несколько десятков будущих Героев Советского Союза — аэроклуб. Инструкторы сами себе готовили на костре пищу, косили траву на аэродроме — один на косилке, другой — на тракторе — вместе с немногочисленными механиками готовили к полетам самолеты, летали с курсантами и еще тренировались к соревнованиям. Ребята же и девчонки, хотевшие летать, приезжали в Карабчеево со всей Московской области, ночевали, где придется, питались тем, что привезли с собой.
Я смотрел на эту убогость, вспоминал не такие уж далекие времена, когда курсанты аэроклубов жили на всем готовом, нормально питались и одевались, а инструкторы чувствовали себя людьми, не последними в обществе, и так тоскливо было на душе…
Обучение в ШЛИ подходило к концу. "Купцы" из ЛИИ и КБ присмотрели себе работников заранее, так как мы почти все принимали участие и в испытательных, и в транспортных полетах на фирмах и ЛИИ, и стало более-менее ясно, кто куда пойдет работать. В нашей группе Близнюк, как я уже говорил, крепко "зацепился" за "ильюшинскую" фирму. Волк не желал ничего, кроме ЛИИ, у меня тоже вроде бы судьба определилась — разговор с Г.А. Седовым не пропал втуне, хотя после полета на МиГ-15УТИ с заместителем начальника ЛИИ Валентином Петровичем Васиным мне стало известно, что меня могут взять и в ЛИИ.
До самого выпуска было неясно, какой класс летчика-испытателя нам присвоят. Когда-то выпускникам школы давали сразу 3-й класс, потом решили, что это слишком жирно, и стали присваивать 4-й класс… К нашему выпуску кто-то пустил слух, что дадут 3-й класс тому, кто имеет испытательный налет не менее ста часов. Мы заволновались, стали ломиться, куда только можно, слетать на испытания (нас в испытательные полеты брали только вторыми пилотами, разумеется), но слух оказался ложным: всем без исключения вручили свидетельства летчиков-испытателей 4-го класса.
Запомнилось это событие навсегда. Мы собрались в небольшом зале командно-диспетчерского пункта ЛИИ, пришли "деды" — знаменитые испытатели Ю.А.Гарнаев, В.А.Комаров, М.Л. Галлай, кое-кто из руководства института, просто любопытные. Начальник УЛС МАП Олег Иванович Белостоцкий зачитал приказ министра о распределении нас по предприятиям и вручил небольшие коричневые книжечки — свидетельства летчика-испытателя. Теплую речь произнес Галлай. Поздравил нас и предложил обменять свое шикарное, красной кожи, удостоверение летчика-испытателя 1-го класса на наше. Все вежливо посмеялись, оценив юмор Марка Лазаревича, но сейчас я и сам бы повторил его предложение, да жаль — никто не согласится… Потом встал Юрий Александрович Гарнаев, достал из кармана листок бумаги и ровным голосом зачитал довольно длинный перечень фамилий, сказав в заключение, что желает нам не пополнять этот список, так как в нем значатся погибшие выпускники ШЛИ: поднялся Василий Архипович Комаров и так же монотонно назвал несколько фамилий, и тоже посоветовал нам не быть среди указанных товарищей, так как они спились…
Прошло больше четверти века, но я и сейчас помню, как буднично, без пафоса и лишних слов, эти мудрые люди дали нам понять, что может ожидать нас в будущем, и что окончание школы испытателей — только начало очень непростой жизни. Давно нет Гарнаева — сгорел на вертолете при тушении лесного пожара во Франции, нет и Комарова — умер от рака, но их простые слова запали к душу не мне одному, как я думаю.
О В.А. Комарове я расскажу несколько подробнее.
Как-то не было принято, чтобы слушатели школы испытателей толклись среди "корифеев", но общаться с ними все-таки приходилось, так как и обедали в одной столовой, переодевались в летное снаряжение в одной "высотной" комнате, иногда и летали вместе.
Трудно было представить себе, что невысокий крепыш с дочерна загорелой лысиной, получающий вместе с тобой парашюты, — тот самый Амет-Хан Султан, один из лучших асов 2-й мировой войны и замечательный летчик-испытатель, а сидящий за соседним столом в столовой широкоплечий, с квадратным подбородком и звездой Героя на куртке — не менее знаменитый Георгий Михайлович Шиянов, испытатель, поднявший в небо тридцать опытных и экспериментальных машин, — так просто и скромно они себя вели. Да и вообще все выдающиеся испытатели, которых я встречал, оказывались сдержанными, не трепливыми людьми, цену себе знали, держались с достоинством, но без фанаберии.
Полковник В. А. Комаров был одним из авторитетнейших испытателей ЛИИ, выполнивший много серьезных работ, среди них такие, как расширение летных ограничений по скорости МиГ-15 и испытания Ту-104 на сваливание.
При увеличении угла атаки крыла больше определенной величины все самолеты "сваливаются" — самопроизвольно увеличивают крен, вплоть до опрокидывания на спину, и зачастую входят в штопор. Ясно, чем это может кончиться для пассажирского самолета, такого, как Ту-104, к примеру. Многотонная большая машина, совсем не приспособленная к таким маневрам, оказывается "вверх тормашками" и устремляется к земле.
Летчик должен управлять самолетом поистине с аптекарской точностью: чуть отпустил штурвал — скорость увеличится больше допустимой, потянул чуть посильнее — перегрузка сломает машину… Это была "штучная" работа, и первыми ее проводили летчики-испытатели ЛИИ Сергей Николаевич Анохин, Валентин Федорович Хапов и Василий Архипович Комаров.
Когда С. Н. Анохин спросил меня, кто из испытателей ЛИИ мне, так сказать, "показался", я назвал Комарова, сам не зная, почему, так как я его почти не знал, только видел несколько раз и слышал, как об отличном испытателе. Сергей Николаевич внимательно на меня посмотрел и сказал, что я не ошибся, что Комаров действительно уникальный летчик и человек редкой души. Анохин добавил, что однажды, после проверки техники пилотирования у Комарова, вместо обычной оценки он написал ему в летной книжке: "техника пилотирования выдающаяся".
Через много лет Василий Архипович стал работать у нас инженером по летной документации — пристроил к этой непыльной работе своего бывшего инструктора ШЛИ Саша Федотов. Вот тут-то я и имел возможность убедиться в правильности своего первого впечатления.
