вдруг произойдёт)) И по сей день, замечаю, что не могу долго расстраиваться, быстро отхожу от обиды и злости и очень рада этому.
От мамы я несомненно взяла присущие ей женственность и хрупкость: она спокойно и с удовольствием просила о помощи там, где требовалась мужская рука. Папа всегда был рад проявить себя, и я понимала тогда, что в таких маленьких моментах и раскрываются любовь и забота, которые так важны в семье. Мама твёрдо верила, что физическая сила и мощь – это мужская прерогатива и никогда не претендовала на неё.
Когда я нахожусь рядом с мамой, я чувствую спокойствие и безмятежность, словно под огромным крылом, который защищает от всего негативного в этом мире. И купаясь в ее объятиях, слова о том, как я люблю ее, сами льются рекой, как в далеком детстве: «Мама! Я так сильно тебя люблю! А ты меня любишь?» на что она отвечала: «Конечно, люблю, как же не любить свою родную доченьку?!» – целовала меня в лоб, крепко обнимая. Она подарила мне спокойствие и безмятежность, хотя внутри чаще бушуют чувства и эмоции.
Иногда замечаю, сейчас, когда у меня уже есть свои дети, как говорю им те же самые фразы, что говорила мне мама в детстве, с той же интонацией и окрасом. И это очень забавно, сразу вспоминаю моменты из прошлого, и что при этом я чувствовала и думала.
Есть мнение, что дети сами выбирают себе своих родителей, там, сидя на облачке, будучи не родившись)) И я убеждена, что выбор сделан мною правильно, за что бесконечно благодарна судьбе и Всевышнему.
35
Галя Волновая
Волшебное созвучие
Если бы я могла это помнить, то, наверное, вспомнила бы, что приглушённый ритм был первым из того, что я услышала, как только научилась слышать. Звук, напоминающий жизнь часов. Равномерный, спокойный, убаюкивающий. Он запускал тепло и блаженство вокруг моего маленького тельца, и вызывал такое же биение внутри.
Я не спутала бы этот звук ни с одним другим. Я знала все его оттенки: «сжалось», «замерло», «ушло в пятки», «заныло», «пустилось вскачь», Это всегда бывало по-разному. Я знала, как это, когда «визжало от счастья», клокотало, «разрывалось на части», холодело, болело, «умирало со смеху», ликовало… И всё это отзывалось внутри меня, повторялось, соединялось и было со мной целых девять месяцев
Улыбкой в животе отзывалась я на нежное прикосновение извне твоих мягких рук и на далёкую улыбку, растушевывавшую этот блаженный звук, делая его более томным, объемным, всепоглощающим.
Я бы вспомнила многочасовой душераздирающий крик, темноту, силу и бессилие, удушье, холод ножниц, хлопнувшую дверь и… тишину. Страшную тишину размером в вечность. Часы, отбивавшие привычный ритм рядом, впервые дали сбой. А когда запустились вновь, то были слишком далеко, и разлили первый холод вокруг меня. Из этого холода хотелось поскорее сбежать. И как только я выросла, я сразу сбежала, и стала учиться жить без этого звука, без тепла, без этого блаженства.
В жизни много без чего можно обойтись, но только не без этого надёжно оберегающего, ободряющего, любящего биения рядом. Мое сердце тосковало по потерянному раю, по простому созвучию, по теплу, которое этот звук когда-то создавал.
Пройдя тысячи часов в поиске этого ни с чем несравнимого перезвона, я всё-таки заблудилась.
Я помнила, искала, сверяла. Как могла, я воспроизвела в своей жизни все оттенки этого звука, вплоть до захлопнувшейся двери. Но тот единственный,
спокойный, ровный, наполненный любовью ритм не встречался мне больше ни разу.
Лишь иногда он напоминал о себе призывами кукушки, стуком дятла, волшебным перестуком дождинок по стеклу – шуршащим, успокаивающим, чтоб не забыла, чтоб сберегла…
А тем временем, грубые часы-подделки сменяли друг друга – ручные, настенный, настольные: «Часы-будильники», «Часы с кукушкой», даже «Часы с боем». Но они всегда только будили меня не вовремя. Никогда не совпадая, не угадывая, не попадая в ритм. Но чаще всего на моем пути встречались электронные часы, которые и тикать-то не умели. А те, другие, которые умели, делали это механически, по привычке, не пробуждая во мне ничего, кроме скуки.
Прошло много-много лет. И вот когда я уже перестала искать, где-то совсем близко зазвучала волшебная мелодия, становясь всё громче и громче. Знакомая до боли, до мурашек в голове. Как тогда, когда родное, единственное, дорогое соединялось с моим собственным, проникая, растворяясь, совпадая.
Сначала глухой, слегка тревожный, затем спокойный и в конце ликующий. Внутреннее биение соединилось с внешним, разливаясь, «горячим молоком», по всему телу. Понадобилось время, чтобы распознать, что это Колокольный Звон под окном, в ближайшем Храме.
Не боясь больше это потерять, в блаженном тепле я свернулась калачиком, и впервые за много-много лет уснула спокойным, безмятежным сном.
– Пресвятая Богородица! Помилуй и прости ее. Огради, научи, подскажи. Дай ей то, что я не смогла ей дать. Спаси, сбереги, сохрани…– шептал знакомый голос совсем рядом. Теперь в моей жизни вновь была она – та, которая любила меня без всяких условий и молилась за меня…
Ребёнок – единственный, кто слышал ваше сердце изнутри.
Укутанная нежными лучами солнца, я нежилась на маленькой деревянной скамеечке. Два шара белых хризантем уютно устроились у подножья скромного памятника. С фото на мраморной плите на меня смотрели родные, глаза моей мамы.
Она не научила меня любить и красиво говорить об этом.
Она просто БЫЛА и любила, как могла
И я учусь потихонечку…
36
Марина Сайганова
Что я помню о ней из детства.
Когда я была маленькой, то помню, как мама моя пела на кухне и разговаривала иногда сама с собой. Было очень забавно подслушивать ее из-за шкафа. В детстве не было у меня своей комнаты, жила на кухне. Шкаф был одновременно и хранилищем вещей, и перегородкой.
Еще я помню печку с плитой, на которой можно было готовить. В одном месте около дверцы кирпичная кладка слегка потрескалась и сквозь эту щель пробивался свет от огня.
Он отражался на стене причудливо танцующими тенями, когда печка топилась и потрескивала. Под этот звук, я засыпала, крепко и до утра.
Моя мама очень миниатюрная и красивая, помню ее в прекрасных развевающихся платьях и на высоких каблуках. Часто бегущую и с полными сумками. Не понимаю сейчас, как она могла столько успевать, но все в нашем доме держалось на ней! Реально несгибаемая и очень энергичная! Моя мама очень добрая и мягкая.
Она как-то мне рассказывала, что всегда мечтала о большой семье, обедающей за круглым и белым столом.
Свою детскую мечту отчасти ей удалось реализовать. Нас, детей, было трое. С папой они живут рядом до сих пор, правда, давно уже как соседи.
В жизни было разное, гладко и просто не получилось.
Мама очень старалась, много работала,