Такой его ответ меня немного ошарашил, и я спросил у него о том, есть ли у него телефон!? Он ответил положительно, что привело к тому, что я спросил, почему же он мне не перезвонил и не перенёс время своего визита? На что он ответил мне, что не посчитал нужным это сделать. После таких ответов, и, несмотря на то, что в тот момент я не был занят, я отказал ему и сказал, что если он хочет попасть на мой приём, то он заранее должен мне позвонить и появиться в назначенное время, а не когда ему заблагорассудится.
Бывало, что люди перепутывали дни, когда они должны были прийти ко мне на приём, но таких случаев было немного, и это не было преднамеренным обманом. А в целом мои пациенты вели себя очень организованно, и у меня практически никогда не возникало накладок. Такая организованность и дисциплина позволяли мне максимально эффективно использовать своё время, да и люди не теряли своего времени, зная, что они всегда попадут на приём в точно назначенное время с точностью до минуты. Такая организация моей работы позволяла мне не только принять моих пациентов в минимальное время, но и в освобождённое благодаря этому время заниматься другими делами. Единственным недостатком такой организации было то, что мне приходилось каждые пятнадцать-двадцать минут «включаться» и «выключатся».
Немного поясню, что я понимаю под словами «включаться» и выключаться». Дело в том, что рабочее и нерабочее состояния моего организма весьма сильно отличаются друг от друга. В нерабочем состоянии все мои структуры (за исключением защитных и сканирующих) свёрнуты. Как неразумно освещать улицы городов в солнечный день, так же неразумно ходить с постоянно развёрнутыми структурами и пропускать через себя вхолостую мощные потоки материй. В таком активном состоянии любая даже случайная мысль на уровне подсознания, может реализоваться, что совершенно недопустимо. Поэтому, пока нет надобности, я хожу в свёрнутом состоянии. Конечно, не я сам сворачиваюсь во что-то, а сворачиваются созданные мною структуры мозга и сущности. Для всех окружающих, не имеющих возможности видеть происходящее на других уровнях реальности, мало что изменяется при моём сворачивании и разворачивании структур, но очень часто люди чувствуют этот переход, как если бы они попали под мощное магнитное поле. Более чувствительные люди воспринимают сворачивание и разворачивание структур, как будто их «сдувает» без ветра.
При сворачивании и разворачивании структур, на моё физическое тело подаётся большая нагрузка, давление может подскочить с нормального выше двухсот в течение нескольких секунд. И хотя я многое изменил в своём физическом теле, тем не менее, ощущения не из самых приятных. При разворачивании структур, нагрузки на физическое тело получаются очень большие. Могу предположить, что похожее состояние испытывают космонавты при взлёте и посадке космических кораблей. Так вот, для перехода в активный, рабочий режим, приходится разворачивать свои структуры. Конечно, я не разворачиваю все свои структуры, но «стержень» моих структур активизируется всё равно, потому что моя сущность и созданные мною структуры едины. И хотя мне не нужна вся моя мощность, даже при таком неполном разворачивании мне приходится сдерживать мощность, чтобы не допустить перегрузки человека. Даже при самой минимальной активизации своих структур, активная мощность гораздо больше, чем в состоянии выдержать большинство людей, и при работе мне всегда приходится сдерживать рвущуюся наружу мощность. Это, можно сказать, побочный эффект тех преобразований, что я сделал себе.
Таким образом, во время работы с моими пациентами мне приходилось каждые пятнадцать-двадцать минут «разворачивать» и «сворачивать» себя и в развёрнутом состоянии ещё и следить, чтобы мощность случайно «не выплеснулась», куда не надо! И так — пятнадцать-двадцать раз в день, что конечно приводило к некоторой усталости. Когда закрывалась дверь за последним пациентом, мне хотелось одного — «плюхнуться» и «продолжительно моргнуть» эдак минут тридцать-сорок, как минимум! Это то, чего больше всего хотелось мне после окончания приёма пациентов. Светлана, отсидев на стуле всё это время, рвалась размять свои затёкшие от долгого сиденья ноги и освободиться от вынужденного плена в кухне-малютке.
Так что, я «стряхивал» с себя усталость, и мы вдвоём отправлялись в город или, если приезжал Джордж на своей машине, мы все вместе отправлялись или в парк Сан-Франциско, или в какое-нибудь интересное место. Часто после окончания приёма мы ехали на какую-нибудь встречу с интересующимися моими возможностями людьми или с учёными. Очень часто мы вдвоём со Светланой отправлялись в какое-нибудь новое для нас место в Сан-Франциско. Выяснив у Джорджа, как добраться до того или иного места, мы в свободное время отправлялись на разведку-боем.
Конечно, это касалось мест, куда можно было добраться на общественном транспорте. Квартира, которую мы тогда снимали, была, как я уже писал, практически в самом центре Сан-Франциско и нам нужно было пройти всего три блока до подземки или мюни (Muni), и мы садились на ту или иную линию и отправлялись на изучение города. Во многих местах город представлял собой спальные районы, в которых ничего особенного, кроме жилых домов, не было. Одними из первых наших таких вылазок были поездки на мюни в район Западных Ворот (WestPortal), в торговый центр «Stonestown» (Каменный город) и на набережную торгового порта Сан-Франциско. В районе Западных Ворот подземка выходит из-под земли на поверхность. Выход подземки выглядит, как огромный зев, проглатывающий и выплёвывающий поезда. Мы со Светланой тогда первый раз пытались добраться самостоятельно до торгового центра «Stonestown», но когда подземка выскочила на поверхность, то состав оказался в начале района Западных Ворот, и мы решили сойти именно там.
Улица Западных Ворот начиналась прямо от выхода подземки и скорей всего такое название улицы напрямую связано с подземкой, так как никаких других «ворот», «дверей», «порталов» в окрестностях не было, кроме зева туннеля подземки. Это моё предположение имело определённую логику. Эта улица оказалась очень уютной. Множество маленьких магазинчиков, ресторанов мексиканской, китайской, японской и других кухонь, кинотеатр, построенный скорей всего в начале пятидесятых. Маленькие магазинчики имели каждый своё «лицо», и именно это и создавало особый уют.
В одном из этих магазинчиков Светлана увидела женские туфли на высоких каблуках ярких цветов, которых никогда нельзя было увидеть в советских магазинах. Туфли были и ярко красными, и зелёными, и голубыми, и жёлтыми … цвета были самыми разными и неожиданными, сделанными из хорошей мягкой кожи в … Китае. Цена этих туфель была удивительно маленькой, настолько маленькой, что я до сих пор её помню — каждая пара стоила 9 долларов! Сначала, мы со Светланой не могли понять, почему такие замечательные туфли из хорошей кожи стоят так дёшево. Светлана выбрала несколько пар для себя, и мы в удивлении покинули этот магазинчик. Только несколько позже, стала ясна причина такой дешевизны — туфли оказались одноразовые! После одного раза использования их можно было выбрасывать. Особенно, если прошёлся дождик — подошвы, попав в лужи, просто раскисали.
