радостный день, но с привкусом печали. Когда вечеринка закончилась, Маргарет с волнением рассказала Кроуфи о чувстве глубокой утраты, которое она так хорошо маскировала в течение всего свадебного дня. Она призналась гувернантке: «Я не могу представить себе жизни без нее». Кроуфи, у которой был возлюбленный в Шотландии, ответила: «Ничего, скоро наступит ваш черед»
51. Однако Маргарет вновь оказалась младшей сестрой, оставленной в одиночестве в Букингемском дворце. На этот раз она чувствовала себя более одинокой, чем тогда, когда Елизавета вступила в ОВД или стала заниматься по отдельной академической программе. Ее подруга, товарищ по играм, советчик, компаньон и наставник ушла. Это означало конец целой эпохи и начало нового этапа жизни как для Маргарет, так и для Елизаветы.
Первая неделя медового месяца была, как жаловалась Елизавета, «вульгарной и мерзкой»1 из-за постоянной осады прессы и толп любопытных, жаждущих увидеть молодоженов. Во время воскресной службы в аббатстве Ромси, на которой они присутствовали, зеваки, не сумевшие протиснуться внутрь, взбирались на могильные плиты, многие притаскивали стулья или прислоняли лестницы к стенам, чтобы поглазеть на пару через церковные окна.
Устав от существования, похожего на жизнь обитателей зоопарка, супружеская пара ускользнула в местечко Биркхилл в Шотландии. Они поменяли уютный комфорт большого поместья на спартанское, занесенное снегом убежище. Уединение доставляло им наслаждение, они виделись только с Бобо Макдональдом и Джоном Дином, камердинером Филиппа, разместившимися неподалеку. Когда озноб Филиппа обернулся сильной простудой, жена сама ухаживала за ним. Она писала семье, что, несмотря на насморк и чихание, они все равно чувствовали себя на седьмом небе. Король отвечал несколько меланхолически: «Когда я протягивал твою руку архиепископу, я чувствовал, что потерял что-то очень ценное. Наша семья, наша четверка, Королевская Семья должна остаться вместе, конечно с пополнением в подходящее время!» В конце письма он признавался: «Твой уход оставил огромную пустоту в наших жизнях, но помни, что твой старый дом по-прежнему ждет тебя, возвращайся сюда как можно чаще»2.
Желание короля исполнилось значительно раньше, чем ожидалось. Елизавета и Филипп вернулись в Лондон, оставив позади холодную шотландскую зиму, как раз к 52-му дню рождения короля. Они не имели собственного жилья, так как официальная резиденция молодой пары Кларенс-хаус, заранее выбранная для них королем, восстанавливалась и еще не обрела жилого вида. Ремонтом полуразрушенного дома занимались 55 человек.
Произошло неизбежное – «четверка» превратилась в «пятерку». Король, привыкший к роли пастуха своего стада, теперь столкнулся с молодым и энергичным выскочкой в тот момент, когда его собственное здоровье пошатнулось. Филипп тратил избыток энергии на игры в сквош и бадминтон, проходившие в упорной борьбе, часто в паре с Питером Таунсендом. «Эти спортивные поединки оставили у меня впечатление о принце, которое не изменилось с тех пор, как об общительном, умном и довольно неуступчивом экстраверте», – вспоминал Таунсенд3.
Могучее здоровье Филиппа находилось в разительном контрасте со здоровьем короля, который в свои 50 с небольшим лет был уже не тот, каким отправился в Южную Африку. Война завершилась уже два года назад, но его шрамы, как физические, так и моральные, еще не затянулись. Морщины на лице стали глубже, черные круги под глазами обозначились еще резче, а болезненные судороги в ногах стали почти нестерпимыми. Все это еще усугублялось его многолетним пристрастием к курению и выпивке.
В семье менялся баланс взаимоотношений. Елизавета всегда была послушна воле отца, а теперь она постепенно приучалась к роли сиделки, заботящейся о его здоровье и его настроении. Тогда же королева и Маргарет, обе любившие искусство, музыку и театр, стали более тесно общаться. Они придавали живость любой вечеринке. Обе любили Балморал и Сандрингем, но не принимали участия в ежедневных охотничьих вылазках и облавах, хотя королева была порой не прочь посидеть с удочкой на берегу реки Ди.
Кроме того, с момента своего возвышения Филипп стал проявлять больше властности, что пришлось не по вкусу его невестке. Молодожены хотели приобрести Саннингхилл на территории Виндзорского парка в качестве загородного поместья, но дом сгорел незадолго до свадьбы. Тогда пара выбрала Виндлесхем Мур. Маргарет стала там постоянной гостьей. Однако она не совсем одобряла хозяина, офицера морского флота, который перенес манеру отрывистых команд и лаконичный стиль разговора с корабельного мостика в свою личную жизнь.
Однажды Филипп запретил прислуге подавать Маргарет завтрак в постель, что было ее воскресной привычкой. Он брал командный тон, когда они втроем отправлялись на вечеринку. Если Маргарет хотела остаться подольше, Филипп просто приказывал принести ее пальто, чтобы уйти всем вместе. Такое обращение Филиппа злило Маргарет, и она поначалу реагировала на него в обычной манере подростка на пороге 18-летия – с небрежным безразличием и упрямством.
Но сестры по-прежнему были близки. Когда в апреле 1948 года Елизавета по секрету сообщила о своей первой беременности, Маргарет стала проявлять о ней еще большую заботу, не высказав ни капли зависти, – а ведь теперь ее место в ряду претендентов на престол отодвигалось. Предстоящее прибавление в семье привело всех в радостное возбуждение. Молодожены выполнили свой долг, и будущее династии было обеспечено. Елизавета не собиралась отказываться от первого зарубежного государственного визита в Париж, намеченного на май. О ее беременности пока знали лишь члены семьи. Она не только чувствовала уверенность в отношении языка – годы обучения с мадам де Белег не пропали даром – но и с нетерпением ждала возможности обновить великолепные вечерние платья от Нормана Хартнелла, предназначенные для торжественных приемов.
Визит, который назвали «реваншем норманнского завоевания»4, стал полным триумфом, если судить по многотысячным толпам людей, мечтавших взглянуть на принцессу и ее бравого мужа. Елизавета вернулась в Англию другой – более царственной и величественной. Теперь на нее смотрели как на самостоятельного посланника своей страны, а не просто тень своего отца. Объявление о беременности в День дерби 4 июня означало, что с рождением первенца в ноябре 1938 года принцесса станет персоной года.
Эти новости пришлись весьма ко времени, так как здоровье короля ухудшалось. Во время ежегодной поездки в Эдинбург в августе он пожаловался Таунсенду: «Что происходит с моими чертовыми ногами? Они не слушаются, как им положено». Страстный любитель пеших прогулок, теперь он не мог подняться по склону холма Трон Артура, который был хорошо виден из окон Холирудского дворца. Боль стала постоянной, а по временам невыносимой, но король скрывал свое состояние от всех, за исключением Таунсенда. Георг VI принимал участие в августовском праздновании 18-летия Маргарет. Ей впервые назначили
