Оказавшись в Америке, я увидел, что газеты пишут всякие страшные вещи, будто советский и американский флоты сосредоточиваются в восточной части Средиземного моря и что чуть ли не вот-вот начнется третья мировая война. Я никак не мог дозвониться до нашего посольства, а консульства в Калифорнии еще не было. Тогда помощница Панофского сказала, что открыта телефонная линия через спутник в Москву, и таким образом я позвонил отцу. Связь установилась моментально, и отец прояснил мне ситуацию. Перед этим мы разговаривали с Панофским о третьей мировой войне, и он потом всем со смехом рассказывал, как я звонил в Москву, чтобы выяснить, что третьей мировой войны не будет. Впоследствии Панофский был в центре переговоров по запрещению ядерных испытаний, он был участником пагуошских встреч и членом советско-американской комиссии по вопросам разоружения на уровне Академии наук.
Я провел целый месяц в Америке, посетив все главные лаборатории, где я действительно многому научился. Это было мое первое большое путешествие за границу: в общей сложности я отсутствовал четыре месяца.
В те времена выезд за границу сам по себе был событием. Поехать в капиталистическую страну можно было только после поездки в одну из стран так называемого «социалистического лагеря». После опалы отца долго пускали только в Польшу и Чехословакию, он очень любил отдыхать в Татрах.
В Чехословакии. Слева направо: П. Л. и А. А. Капицы, Татьяна Дамир, С. П. Капица
В 1959 году Петр Леонидович должен был выступать в Праге на международном симпозиуме по планированию науки. Решено было поехать в Прагу вместе — отец, мать, моя жена Таня и я. Это была наша первая поездка за границу на машине. Мы поехали через Минск на Варшаву, потом на юг в Краков, из Кракова в Татры и оттуда в Прагу.
Отец много думал о глобальных проблемах. Для симпозиума он подготовил большой доклад, в котором рассматривал различные вопросы, стоящие перед естественными и гуманитарными науками, роль науки в современном мире. Доклад так и назывался «Будущее науки».
В Праге. Слева направо: Т. А. Дамир, С. П., П. Л. и А. А. Капицы
Когда мы приехали в Прагу, неожиданно выяснилось, что послу пришло указание отменить выступление отца: какие-то силы были против. Петр Леонидович заявил, что он свободный ученый и будет говорить, но у посла были строгие инструкции «не пущать». Стали искать выход из создавшегося положения, и тут я предложил считать выступление отца не отдельным докладом, а участием в дискуссии. Ведь работа на конгрессе подразумевает участие в дискуссиях, в обсуждениях! Посол, который тоже хотел найти какую-нибудь увертку, согласился. Так и поступили. Этот доклад потом неоднократно публиковался, впервые он был частично напечатан в журнале «Наука и жизнь».
После сложных переговоров Петр Леонидович вышел из посольства и так небрежно сказал: «Сергей, я поеду с послом, а ты поезжай за нами». Отец с послом сели в посольскую машину, а я с дамами на нашей зеленой «Волге» поехал следом. Мы едем за послом, который мчится через весь город, прет как танк — он-то знает дорогу, для него не существует красного света на перекрестках, а я стараюсь держаться у него на хвосте. Все это на узких мощеных улицах Праги со сложным рельефом… Я никогда в жизни не чувствовал себя так ужасно и решил, что если разобью машину или случится еще что-нибудь, то пусть посол выкручивается, я исполняю его директиву!
Когда мы доехали до резиденции посла, я был совершенно мокрый от волнения, Анна Алексеевна была взбешена. Она выскочила из машины и стала кричать на посла: «Вы тут ездите как оккупанты!», в общем, высказала все, что она думала по этому поводу. Таня, сильно напуганная, сидела сзади. А я благодарил Бога, что спасся.
Обратно мы ехали через Ужгород, где для нас пришлось расчищать автомобильную дорогу через границу: там не было проезда, никто тогда не ездил на машинах. На границе нас досматривали и нашли у Петра Леонидовича чековую книжку — он получил небольшой гонорар и положил деньги на счет в чешском банке. Оказалось, что чехи не разрешают иностранцам вывозить чеки из страны: у них тоже свои порядки. И на границе у отца забрали эту чековую книжку. Он очень обиделся, хотя деньги, конечно, не пропали, они остались на счету.
У этой истории было любопытное продолжение. Примерно через год я поехал в Чехию кататься на лыжах и был в Праге. На приеме в консульстве ко мне подошел консул и конспиративно передал чековую книжку, сказав: «Передайте вашему батюшке!». На этот раз на границе проблем с книжкой почему-то не возникло.
В начале 1965 года я был одним из первых советских ученых, которому дали возможность поработать в Швеции, в Стокгольме. Я сделал довольно хорошую работу в Королевском техническом институте (Royal institute of technologie), в лаборатории, которой руководил Альфвен[74], получивший Нобелевскую премию за исследование плазмы. И пока я был в Швеции, отец — тоже в первый раз в капиталистическую страну — поехал в Данию получать премию имени Нильса Бора. Премию вручал датский король, присутствовала вдова Бора Маргарет. На такие торжественные мероприятия полагается ездить с супругой, но мать не выпустили.
Король Дании Фредерик IX вручает П. Л. Капице медаль имени Нильса Бора. Слева — Маргарет Бор
Анна Алексеевна была против того, чтобы Петр Леонидович ехал в Данию один. Она считала, что он должен добиваться, чтобы их пустили вместе, чтобы не было этого безобразия, когда жену оставляют в качестве заложника. А отец понимал, что это первая возможность поехать в капстрану, ею надо пользоваться, и поехал в сопровождении официальных лиц: вице-президента Академии наук Бориса Павловича Константинова и новосибирского академика Спартака Беляева[75]. Чтобы быть отцу поддержкой, я прилетел из Швеции в Копенгаген.
После вручения премии президент датской академии Петерсон пригласил нас на обед. Он был филологом, специалистом по толкованию Библии. В молодости, в 20-х годах он занимался источниковедческим анализом Библии, исследовал тексты, стараясь понять, что в них первично, что вторично. Его критиковали и справа и слева. Церковники говорили, что нельзя вопрошать о богооткровенном тексте, где каждая буква есть слово Божие, а ученые считали, что все это басни, к которым нельзя серьезно относиться. Но Петерсон отнесся серьезно и сделал открытия мирового значения. Когда нашлись рукописи Мертвого моря, подтвердились многие из его догадок, у библейских текстов появились литературные источники. Отец никогда Библией не интересовался, его это не занимало, и им не о чем было разговаривать. А я читал об открытии Кумранских рукописей, и у нас завязалась интересная беседа.
