И дальше: ТРЕНТО, ТРИЕНТ, город и область на севере Адриатики (трезубец). ТРЭС КОРАЧОС (три сердца) — местечко в Южной Америке. Кто знает, откуда название взялось? ТРЭС КРУЦЕС (три креста), ТРЭС АРРОЙОС (три ручья) там же. УЧ-ГЕЛЬ (три озера) на Крымской Яйле. УЧ-КУРГАН (три кургана) — поселок в Узбекской ССР. УЧ-ТЮБЕ или УШТОБЕ (три холма) — обитаемое место в Казахстане. На всех языках — одно.
Единообразие топонимического мышления у самых разных народов, разумеется, приносит некоторое облегчение ученым-топонимистам. Очень трудно обнаружить сущность какого угодно процесса или явления, если они всюду и всегда протекают совершенно по-разному. Значительно проще открыть в нем некую законосообразность, когда наблюдается некоторая повторяемость, когда заметно, что в длинной цепи явлений есть и различия и сходства.
Я думаю, что одной из конечных целей работы всех ученых-гуманитаров является раскрытие (или, как теперь говорят, построение модели) мышления не только отдельного человека, но и всего человечества.
А оно существует — общечеловеческое мышление? Вот такая малая подробность, как некий общечеловеческий стереотип в названии географических мест, удостоверяет его существование. Народы разные, расы разные, языки различные, условия жизни не одинаковые, но всюду и везде возникают топонимы-числа, в частности топонимы-«тройки». Значит, человек всегда и всюду остается человеком. А ведь это очень существенный факт…
Топонимов, построенных на числе «четыре», на свете достаточно много. Точно так же, как и с «тройками», они встречаются на всех материках и у всех народов. Но, так мне по крайней мере кажется, они по сравнению со своими предшественниками обладают одним отличием.
Вот смотрите: остров ЧЕТЫРЕХ ГОР в архипелаге Алеутских островов.
Остров ЧЕТЫРЕХБУГОРНЫЙ на Каспии.
Река РИО-КУАРТО (четвертая) в Аргентине.
Озеро ФИРВАЛЬДШТЕДТ (четырех лесных кантонов) в Швейцарии.
Селение ДЕРТ-КОЮ (четыре деревни) в Средней Азии.
Долина СЫ-ДА-ГОУ (четвертая большая падь) в Приморье.
ЧЕТВЕРТАЯ авеню в Нью-Йорке.
Железнодорожная станция ЧЕТЫРБОКИ на Украине.
И так далее и тому подобное. Не замечаете ли вы, что в отличие от многих имен со включенной в них «тройкой» у этих, так сказать, нет никакого «второго плана». Ни признака мистики, суеверий, высокой образности. Все они точно и спокойно описательны. Счетоводческие имена.
Остров Четырехбугорный, несомненно, характеризуется наличием именно четырех видных издали бугров. Река Рио-Куарто есть, считая от какого-то условного рубежа, именно четвертая по счету, это доказывается тем, что неподалеку течет Рио-Кинто — пятая река. Фирвальдштедтское озеро окружают и на самом деле именно четыре лесистых (некогда) кантона Швейцарии. Было бы их пять, озеро назвали бы Фюнфвальдштедтским; это уже не топонимика, не «крестины», а регистрация.
И Сы-да-гоу стоит в возможном ряду других «номерных» названий между САНЬ-ДА-ГОУ — третьей и У-ДА-ГОУ — пятой падями, долинами. Сколько ни ищи, никакого личного чувства «называтели» здесь не вкладывали, да и вкладывать не собирались. Даже несколько иронически звучащее Четырбоки, и тут, вероятно, станция названа так за расхождение из нее дорог по четырем различным направлениям. Она ничем не отличается от французских КАРРУЖ и КЭРУА, восходящих к древнеримскому «куадрувиум» — перекресток, четырехпутье; никакой словесной или числовой игры в ее имени, скорее всего, нет. Во всем этом мысль, а не образы, рассудок, а не чувство.
Собственно, и числовые топонимы, основанные на «пятерке», тоже почти таковы. Конечно, число «пять» несколько отличается от своих ближних соседей: половина десятка, пять пальцев на каждой руке; в древности счет пятерками был распространен достаточно широко. Но, с другой стороны, особенной, таинственной силой число «пять» как-то в глазах людей не отличалось.
Названия мест могут включить его в себя, скажем, в тех случаях, когда в обычном положении они обладали бы признаком четырехкратности, но вдруг, в виде исключения, оказались, так сказать, пятеричными.
Чаще всего на перекрестках пересекающиеся улицы образуют четыре закономерных угла. В Ленинграде есть такое место, где встречаются Загородный проспект, улица Рубинштейна, Разъезжая и ее продолжение — улица Ломоносова. Загородный и две последние улицы секут друг друга под прямым углом. Улица Рубинштейна внедряется в этот крест наискось. В результате вы видите перекресток с пятью, а не с обычными четырьмя углами.
Если поискать, то теперь в Ленинграде наверняка можно найти и другие похожие перекрестки. Ну, скажем, там, где скрещиваются улицы Фурманова и Чайковского и в самое перекрестье вклинивается Косой переулок[6], картина получается такая же.
Но по каким-то причинам только то, первое — единственное — пересечение из всех наличных было еще в XIX веке замечено, отличено от других и получило хоть не официальное, а только народное, но зато чрезвычайно стойкое имя У ПЯТИ УГЛОВ, или ПЯТЬ УГЛОВ.
Здесь дело уже не просто в констатации факта: перекресток с лишним углом. Здесь, несомненно, заложено и какое-то эмоциональное отношение именно к данному, а не к любому другому пятиугольнику, перекрестку.
Большинство «5 — топоним — 5» стоят как-то на грани между эмоцией и чистым прозаическим описанием предмета.
Конечно, гора БЕШТАУ над ПЯТИГОРСКОМ имеет в своем силуэте нечто, что заставило местных жителей именно ее (а, скажем, не Машук) назвать ПЯТИГОРЬЕМ (из тюркского «беш» — пять, «тау» — гора). Но в то же время это же имя, с ничтожным отклонением, носит и гора БЕШ-БАРМАК возле Баку («беш» — пять, «бармак» — пальцы), «пятипалая» гора, по скалам о пяти зубцах на ее вершине.
Можно поручиться, что не так уж точно были подсчитаны эти самые зубцы, чтобы можно было утверждать, что их именно пять, а не шесть и не четыре. Что ты будешь считать на вершине горы отдельным зубцом? Вопрос спорный.
Но народной фантазии гора пятиглавая приятнее, чем, скажем, одиннадцативершинная или двухвершинная. Народ подгоняет внешний вид предмета к своим излюбленным представлениям, и гора превращается в Бештау или Беш-Бармак; дальневосточная река — в УГЫДЫНЗУ (В. Арсеньев переводит это имя с испорченного китайского как «река пяти вершин»); истоки Амударьи в ираноязычных местах Средней Азии — в ПЯНДЖ, что значит «пять истоков», хотя как подсчитаешь множество ручьев и речек, из которых могучая водная струя образуется? И сохраняют долгие десятилетия свои «маломощные» имена и город ПЯТИХАТКИ Днепропетровской области, и станица ПЯТИИЗБЕННАЯ на Дону, о которой уже в конце XIX века Брокгауз и Ефрон писали, что ее населяют 12 тысяч жителей… Так что тут это «пять» давно утратило свое точно-описательное значение, перестало быть числом и даже числительным. Превратилось в один из излюбленных топонимических элементов-основ.
