Вдруг слышу голос Калькова. Он говорит в переговорную трубку:
– Внимание рассеиваете. И суетитесь. Спокойствие нужно.
Перевожу взгляд на капот. Стараюсь запомнить положение самолета при наборе высоты.
Снова раздается голос Калькова. Я даже вздрогнул: неужели опять что-нибудь не так? Он и это подметил:
– Ты слишком напряжен. Посмотри вокруг – красота какая! Да и ориентиры запоминай.
Ориентироваться трудно. Вон, кажется, техникум. Зеленые пятна – это сады, и среди них блестящая полоска – река Шостка. Все словно масляными красками написано.
Поднимаемся все выше. Вихревые потоки, врываясь с боков в кабину, бьют в щеки. Становится свежо. Смотрю на приборы: стрелка высотомера уже подобралась к 1500 метрам – высоковато для первого раза по тем временам Открылся неоглядный простор. Внизу что-то засинело: да это озеро Вспольное. Отличный ориентир! В прозрачной дымке виднеется Ображеевка. Вот бы покружиться над домом!
Снова слышу голос Калькова:
– Куда загляделись?
Быстро перевожу взгляд на приборы.
– Мы в зоне, – замечает инструктор. – Аэродром видите?
Киваю в ответ.
– Ну держитесь! Делаем срыв в штопор.
Он убирает сектор газа полностью на себя. Самолет без шума как бы повисает в воздухе, слышится только легкое дребезжание. И вдруг начинает валиться на крыло, опуская нос. Сердце у меня замирает, дыхание перехватывает.
Земля перед глазами завертелась. По теории знаю, что такое штопор, но мне кажется, что инструктор не выведет машину из такого положения. Становится страшно.
Но вот самолет прекратил вращение. Инструктор увеличивает обороты и уверенно выводит самолет в горизонтальное положение. Уследить за его действиями я не успеваю. Он спрашивает громко, уже не в трубку:
– Испугались?
– Да нет, – отвечаю, а сам думаю: «Хоть бы он не торопился со следующей фигурой, дал бы опомниться».
Но тут он снова начал убирать сектор газа, удерживая самолет в горизонтальном положении, и терять скорость. Вот он вводит самолет в правый штопор. Снова несемся вниз. Но теперь я стал посмелее: ведь один раз инструктор вывел самолет, выведет и сейчас. Да и техникой полета был увлечен. Правда, многого в управлении я не понял, хоть и смотрел во все глаза. Трудно все уловить и понять с первого раза. А сам я управления не ощущал – держался за него мягко.
И вдруг самолет начал сильно задирать нос. Что инструктор теперь сделает? Он кричит в трубку:
– Выполняю петлю!
И мы уже летим вниз головой. Четко, точно выполняет петлю инструктор. Вот мы уже подходим к верхней точке. Ноги у меня дрожат, я боюсь выглянуть из кабины. Перевалившись в верхней точке, самолет начинает выходить из отвесного положения: инструктор плавно выводит его и добавляет газ. Все свои действия он сопровождает объяснениями.
А я еле перевожу дыхание – так меня прижало на выводе из пикирования.
Потом, после петли Нестерова, были глубокие виражи: когда летишь почти на боку и центробежная сила прижимает тебя к сиденью.
Приуныв, я думал: «Ну нет, так пилотировать я никогда не научусь».
Пилотаж окончен. Инструктор начал снижаться в направлении аэродрома. Когда поднимались, внимание у меня было рассеяно: загляделся на Вспольное, на Ображеевку, смотрел на город, на аэродром. А сейчас я внимательно наблюдал за действиями инструктора, стараясь понять, как он управляет самолетом.
Инструктор зашел на посадку. Земля быстро набегала. И снова у меня появилось тревожное чувство: право, вот-вот врежемся! Так хотелось взять ручку на себя, чтобы уменьшить угол планирования. Но вмешиваться в действия инструктора нельзя.
Мне показалось, что у самой земли самолет поднял нос. Скорость стала гаснуть, ручка пошла к моему животу. Самолет мягко коснулся колесами и костылем земли, сел на три точки – отличная посадка! И вот он уже бежит по зеленому летному полю. Останавливается на линии предварительного старта.
К нам мчится сияющий, красный от волнения дежурный Петраков.
Вылезаю из кабины. В ушах гудит, стучит, и я как во сне.
Вот они какие, фигуры пилотажа! Петля Нестерова, штопор, который до открытия Константина Арцеулова считался бичом авиации. А как пилотирует инструктор Кальков! И научиться так пилотировать теперь моя единственная мечта.
В конце апреля учлетам выдали новенькие синие комбинезоны, и мы стали усиленно готовиться к первомайскому параду. Должны были пройти в комбинезонах, шлемах и летных очках перед трибуной.
Жаль было, что не могу так пройтись по деревне. Но если б и разрешили, я и сам бы не пошел: ведь отец еще ничего не знал! Как-то я завел было с ним разговор:
– А что, тату, если б я стал учиться летать в аэроклубе?
Отец даже привскочил, замахал руками:
– Еще чего выдумал – летать! Кончай техникум – хватит с тебя! И так здоровья у тебя мало!
Отец почему-то считал, что я не из крепких. На этом разговор у нас и закончился.
Зато, надев комбинезон, шлем и очки, я отправился в общежитие – показаться в летной форме приятелям. Не устоял перед искушением.
1 Мая мы строем промаршировали мимо трибуны. И, вообразив, что все уже нас считают настоящими пилотами, даже немного заважничали. Кальков, очевидно, приметил это и через несколько дней сбил с нас мальчишескую спесь, немилосердно отчитывая за каждый самый незначительный промах в управлении самолетом.
В мае стояла хорошая солнечная погода: полеты были в разгаре. В воздух поднималось по три-четыре самолета. Летали друг за другом вблизи аэродрома: тренировались в полетах по кругу – так называемых полетах «по коробочке».
ХОЧУ БЫТЬ ЛЕТЧИКОМ-ИСТРЕБИТЕЛЕМ
Своей очереди к полетам мы ждали в нашей «комнате» на аэродроме: так называлась у нас квадратная площадка с флажками по углам, отведенная для подготовки на земле. Там мы и отдыхали, делились мечтами и планами. Кто хотел служить в гражданской авиации, кто мечтал о дальних перелетах, особенно после рекорда Владимира Коккинаки, пролетевшего 8000 километров за 22 часа 56 минут. Как и многие учлеты, я мечтал учиться в военном училище, стать воздушным бойцом.
Впрочем, мы еще сами не знали, какой род авиации нам больше нравится. И вдруг почти все захотели стать летчиками-истребителями.
А случилось это вот почему.
Однажды у нас в аэроклубе появился настоящий летчик-истребитель, младший лейтенант Бодня – на петлицах у него было по квадрату. Он оказался бывшим воспитанником нашего аэроклуба и земляком: родом был из соседней деревни – приехал домой на побывку. Мы, учлеты, глядели на него с завистью и восхищением. Он много и охотно рассказывал нам о занятиях и жизни в училище, о своих полетах на истребителе. Дружески советовал:
– Не упускайте на занятиях ни одной мелочи. В училище вам все пригодится: я не раз вспоминал там наш аэроклуб.
