Состоятельная публика любила посещать дорогие ночные кабаре — «Помпея», «Этна», «Фантазия», которые славились интересными развлекательными программами и отменной кухней. В «Фантазии» в свое время играл оркестр под управлением Сергея Ермолаева, позже переехавший в Сидней и снискавший там немалую популярность.
Гражданам со скромными доходами были доступны кабаре классом пониже — «Палермо», «Таверна» или «Сорренто», они процветали в основном за счет студентов, которым провести там ночь было вполне по карману. В конце концов, иногда немного разжившись деньгами, здесь можно было выпить те же прекрасные шаньдуньские вина, что и в первосортных кабаре!..
Известный русский театральный художник, историк моды и коллекционер Александр Васильев несколько лет назад писал в журнале «Театр», что в справочнике «Весь Харбин» за 1925 год он обнаружил информацию об огромном количестве русских ресторанов в Харбине.
«Ресторан «Вокзальный» принадлежал Лаврентию Филипповичу Абашидзе. Ресторан «Амур» по Диагональной улице, 17, — Екатерине Максимовне Поповой. Ресторан «Биржа» Михаила Пантелеймоновича Гидуляна расположился на Биржевой, 43, а Ресторан «Буфф» Андрея Ивановича Шевинского — на Китайской, 127. Ресторан «Буфет» содержала некто Е. В. Симбуховская, а ресторан «Гранд-отель» арендовал Густав Германович Унтербиргер… Рестораны «Дарьял» и «Кавказ», «Москва» и «Новый мир», Модерн» — с баром и бильярдом и «Общедоступный» — без оных, «Океан» Любови Львовны Спивак и Помпея» Григория Матвеевича Шварупака, «Мартьяныч» Григория Житничепко и «Михалыч» Матвея Попова… А какие столовые и закусочные! Какие имена, какая географическая широта! «Светланка», «Андреич», «Басилашвили», «Дядя Сепя», «Николай», «Ялта», «Алтай», «Бессарабия», «Урал», «Пермь», «Рим» и даже «Зеленоград», а также «Русский буфет», «Украинский буфет», «Чайный буфет» и так далее и так далее».
Интересно, что по этим названиям можно судить о происхождении тех, кто оседал в Харбине, о их пристрастиях, за многими из названий скрывается неизбывная тоска по Родине.
Е. Ширинская вспоминает: «Мое детство было настолько русским, что я не подозревала, что живем мы в Китае. Вокруг меня были все русские люди. По улицам ходили китайские ремесленники и выкрикивали такие предложения: «Сапоги починяй», «Паяй», «Стары вещи покупай»… Эти «харбинские соловьи» обслуживали наши скромные нужды. Работали китайцы очень хорошо и относились к нам доброжелательно, всегда с улыбкой и шуткой. Соседний лавочник мог дать продукты в долг, когда в семье было туго с деньгами, в наши праздники Рождества и Пасхи наш лавочник приносил нам подарки: корзину фруктов или цветы. В гости он не ходил, но считал нас своими друзьями, да и мы тоже считали его своим верным другом, каким он и был».
14 марта 1920 года китайские войска неожиданно заняли здание русского Штаба охраны дороги и подняли над ним китайский флаг. Было объявлено, что вся власть в полосе отчуждения переходит к китайской администрации, что полоса отчуждения переименовывается в Особый район Восточных провинций (ОРВП) и Китай вводит сюда воинские части. Это означало, по сути, ликвидацию Охранной стражи дороги, русской полиции в Харбине и на всей линии КВЖД. Вскоре после этого было ликвидировано и Управление военного коменданта Харбина.
Для жителей «русского» Китая начался трудный период — разгул преступности, бесчинства хунхузов (так называли бандитские группировки, орудовавшие едва ли не по всему Китаю), неуверенность в завтрашнем дне…
В 1924 году Советский Союз заключил с Китаем договор о совместном управлении Китайско-Восточной железной дороги, в Харбин снова начали приезжать русские — теперь уже советские служащие, и население достигло двухсот тысяч. Русские чувствовали себя здесь как дома — Харбин был самым большим русским городом за пределами России, вот только расслоение было довольно ощутимым.
Елена Якобсон вспоминает: «В Харбине жили самые разные общественные группы, и город делился на кварталы, каждый из которых имел свое собственное лицо. Как и во многих европейских городах, в Харбине были парки, широкие бульвары, солидные кирпичные дома, большие магазины, специализированные лавки, кафе и рестораны. По шумным улицам ходили трамваи, ездили такси, автобусы и русские извозчики, зимой менявшие экипаж на сани».
Рядом с домами и особняками первых русских поселенцев росли новые дома, в которых селились члены Правления КВЖД и высокие советские чиновники. Бывшие белогвардейцы поначалу ютились в жалких хибарках в кварталах Зеленого Базара и Модягоу, а встав на ноги, строили себе настоящие дома. «Они жили обособленно, — пишет Елена Якобсон, — объединенные антикоммунистическими настроениями и мечтами о будущем освобождении России».
Семья Елены Александровны Жемчужной (по мужу Якобсон) приехала в Харбин в 1925 году по советским паспортам — Александр Жемчужный, военный врач, бывший белогвардеец, узнал о том, что в Русской миссии в Китае освободилась должность медицинского работника. Он хотел вывезти семью в Европу, но это было очень сложно, поэтому Жемчужный согласился поработать два года главным врачом в Центральной больнице в Харбине. Потом он мог остаться в Китае или уехать, куда заблагорассудится, обменяв советский паспорт на свободу.
Разумеется, предлагая советским гражданам такие условия, правительство рассчитывало, что по истечении оговоренного срока все вернутся домой. Но возвращались единицы, к числу которых семья Жемчужных не принадлежала.
О них, о людях, потерявших Родину, Алексей Ачаир написал стихотворение «Эмигранты»:
Не согнула судьба нас, не выгнула.
Хоть пригнула до самой земли.
А за то, что нас Родина выгнала,
Мы по свету ее разнесли.
— в этом было историческое и культурное назначение Рассеяния в целом и его маньчжурского острова в частности.
Случилось так, что все они, куда бы ни устремлялись, уносили, «разносили» повсюду частицы своей Родины, России. Став людьми свободного мира, они могли ненавидеть советский строй, ужасаться его жестокости, лицемерию, по не могли не хранить в душе нежность к этой земле, тоску по ней.
Вспомнив эти строки стихотворения Ачаира «Эмигранты», самое время рассказать о литературной жизни Харбина, об одной из самых ярких ее страниц — литературном объединении «Чураевка». Оно возникло в 1926 году и стало одиим из центров русской культуры в дальневосточной диаспоре. Основателем объединения был именно Алексей Ачаир — название для «Чураевки» он позаимствовал из популярного в эмигрантской среде романа прозаика-эмигранта Г. Д. Гребенщикова «Чураевы», опубликованного в 1922 году. В романе описывалась жизнь молодых людей, обитателей деревни Чураевка, которые объединились для высоких творческих целей. Основой харбииской «Чураевки» была поэтическая студия, которой руководил Николай Александрович Щеголев. Он родился в 1910 году в Китае, на станции КВЖД Иректэ, в семье служащего железной дороги. Его отец располагал достаточными средствами для того, чтобы дать сыну хорошее образование; Николай Александрович закончил Коммерческое училище, затем Высшую музыкальную школу им. А. Ползунова, а затем колледж Христианского союза молодых людей (ХСМЛ). Дипломная работа Щеголева «Художественное мастерство В. Маяковского в поэме «Хорошо»» получила высокие оценки, она стала известна и в Советском Союзе, что было величайшим «исключением из правил»!.. Увлекшись литературой, Щеголев вскоре стал председателем поэтического объединения «Чураевка». Один из студийцев, Э. Ипдриксоп, вспоминал впоследствии: «Подтянутый, корректный, золотоволосый юноша умело руководил литературной студией «Чураевки» на многолюдных открытых «вторниках». А на закрытых «пятницах» был строг, по объективен». Щеголев публиковался в газете «Молодая Чураевка», в журнале «Рубеж», в сборниках «Семеро» и «Излучины», был высоко оценен Алексеем Ачаиром, а в 1933 году одно из его стихотворений напечатал парижский альманах «Числа». Это был триумф!
