Однако не только радости ждали нас в базе. Пока мы были в походе, на фронтах Великой Отечественной войны события развертывались со стремительной быстротой и очень неудачно для нашей Армии и Флота. А мы, находясь в море, ничего не знали, так как не слушали последних известий.
Комиссар дивизиона подробно рассказал нашему экипажу о последних событиях. Только непоколебимая вера в правоту нашего дела, в силы нашего народа и в мудрость Коммунистической партии поддерживали в нас бодрость духа, когда мы узнали о новых оставленных нашими войсками городах и селах.
Это были самые тяжелые дни Великой Отечественной войны, когда опьяненные временными удачами немецко-фашистские войска рвались вперед.
Пал героически сражавшийся с превосходящими силами врага Севастополь. Гитлеровские полчища устремились на Кавказ и подошли к Моздоку. Началась ожесточенная битва на подступах к Сталинграду. Враг подошел вплотную к великому городу Ленина, защитники которого поразили весь мир своей стойкостью и героизмом.
Над нашей Родиной нависла грозная опасность.
Экипаж "Малютки" и не помышлял об отдыхе. Рано утром следующего дня началась подготовка к новому походу. После утреннего доклада командиру дивизиона я возвратился на лодку. Работы на корабле были в полном разгаре. Проверялись и испытывались механизмы, приборы и боевая техника, устранялись мелкие неисправности.
- Товарищ командир, матрос Поедайло вернулся с берега с фонарем и большой шишкой на голове, - доложил мне механик, как только я поднялся на мостик.
- Что за фонарь? - не понял я.
- Синяк под глазом. И то и другое, вероятно, результат воздействия палки или какого-нибудь другого твердого предмета, примененных при обороне, доложил Цесевич.
- А как он сам объясняет свое состояние?
- Говорит, что упал... но врет, конечно.
- Передайте, чтобы во время перерыва явился ко мне.
- Перерыва в работе никто не желает. Может быть, сейчас вызвать?
- Нужно, чтобы на корабле соблюдался порядок. Перерывы должны быть перерывами, а работа работой!
В те тяжелые дни люди работали, забывая даже о минимальном отдыхе. И, чтобы сохранить силы личного состава, мы буквально заставляли людей отдыхать.
- Товарищ командир, разрешите обратиться! - вмешался в наш разговор с Цесевичем боцман Халилов. - Каким сроком можно располагать для ремонта?
- Ремонта не будет! Нужно проверить состояние боевых механизмов и устранить неисправности. А ремонт мы закончили еще перед выходом в море.
В это время на мостик поднялся возвратившийся с плавбазы Косик. Он поразил меня своим озабоченным, мрачным видом.
- Все он! - пояснил Косик. - Поедайло... Мы с механиком переглянулись. То, что рассказал Косик, было неожиданностью даже для нас. Помощник шел от комиссара дивизиона, у которого находился старик-украинец Григоренко, эвакуированный в начале войны на Кавказ.
- Це ж холира, а не матрос. Це злыдень, - возмущался Григоренко.
Поедайло получил увольнение и едва ступил на берег, как где-то напился. А напившись, вспомнил о победах своей лодки и решил, что теперь ему море по колено.
У старика была молодая и красивая дочка, на которую безуспешно заглядывался не один подводник дивизиона. Поедайло решил посвататься к ней и, ввалившись в дом, довел старика до того, что тот вырвал из ограды жердь и с помощью ее пытался привести в чувство обнаглевшего матроса.
У Поедайло хмель как рукой сняло, и он стал угрожать старику, что добьется выселения его и его дочери. Старик все же успел еще раз угостить жердью Поедайло, который, разбив на прощанье окно, убежал. А старик, не мешкая, пошел к комиссару.
Пока Косик рассказывал мне эту историю, к лодке подошел сам Григоренко. Я пригласил старика на корабль и при нем подверг Поедайло суровому допросу.
Матрос ничего не мог сказать в свое оправдание.
- Двенадцать суток ареста, - до предела использовал я свою командирскую власть.
Но тут, к моему великому удивлению, Григоренко вступился за провинившегося матроса.
- Вы сами побачте, як я его разукрасив, - показал он рукой на шишку и затекший глаз. - Я ж его тим дрючком бив. Подумав, не выживе. А вин крепкий. Такой башкой можно сваи забивать або коней куваты. - Старик дорогой выяснил, что Поедайло участвовал в боевых походах лодки, и готов был простить ему все.
- Цього урока ему на все життя, - показал он палку со сломанным концом, которую он захватил с собой как вещественное доказательство.
Чтобы окончательно успокоить Григоренко, я поручил боцману провести его по кораблю и показать боевую технику.
Уходя с корабля, старик долго уверял меня, что, если бы его Оксана согласилась, он охотно выдал бы ее замуж за подводника.
В обеденный перерыв я приказал построить на пирсе весь состав "Малютки". Перед строем для всеобщего обозрения был поставлен Поедайло. Я подробно рассказал подводникам о проступке матроса и причине прихода на корабль старика Григоренко.
- Вы видите, что Поедайло, - сказал я подводникам, - не только мешает нам, он позорит нас. Я обращаюсь к вам, ко всему нашему боевому коллективу, и прошу помочь командованию перевоспитать матроса. Без вас, говорю прямо, мы не справимся с ним. И придется отправить его в штрафную роту. Но ведь это позор для нашей лодки! Я считаю, что наш коллектив настолько сплочен, что мы поможем Поедайло избежать штрафной роты.
Я знал, что люди переутомлены, что у всех свои дела, свои заботы, но другого выхода не было. Хотелось спасти парня.
Преследование
После ночной вахты я выпил стакан крепкого чаю и растянулся на койке.
- Командир тоже не железный, он тоже должен спать. Со вчерашнего дня на мостике, только вернулся, - услышал я приглушенный голос трюмного машиниста матроса Трапезникова.
Война выработала своеобразные рефлексы. Несмотря на усталость, я почти всегда слышал сквозь сон все, о чем говорилось вблизи меня.
- Да-а, тебе этого не понять, - насмешливо возразил боцман, - ты бы уснул, хоть тут фашисты свадьбу играй.
- Я на вахте даже не зеваю никогда, не то чтобы спать.
- Ишь чего захотел - зевать на вахте! - продолжал боцман. - Тоже мне, орел-подводник. И вахта-то всего несколько часов...
- Ну и что ж? - отозвался Трапезников. - Собрание еще короче, а спят некоторые, и... даже со свистом.
Намек был на Халилова. Злые языки говорили, что на собрании отличников в береговой базе он якобы уснул. Его кто-то даже прозвал за это "отличный храпун-подводник". Факт этот Халилов категорически отрицал, но Трапезников не упускал случая дружески посмеяться над строгим начальником.
- Болтаешь много, - огрызнулся Халилов, - неужели ты не понимаешь, что вахта не собрание? И вообще, сколько можно мусолить эту ерунду!
