На месте моего учителя я бы не разрешила машинисту набор воды, я бы поменяла у состава паровоз. Но у него на тот момент все паровозы были распланированы. И он не представлял важности продвижения этого состава. Это стало известно позже. Если б какая-то сволочь не просигналила немцам и если бы немцы не взорвали паровоз… Но на войне нельзя предусмотреть все «если». И случается принимать решения самому и самому нести за них ответственность. Вскоре я убедилась в этом и на собственном опыте.
…Я только что возвратилась на Лозовую из поездки – сопровождала состав с танками. В это время немецкие самолеты разбомбили мост на станции Тройчатое, и остановилось движение на Харьков. Вхожу в диспетчерскую, а диспетчер Колос мне сообщает:
– Слушай, тут твой однофамилец из санитарного поезда так нас трясет – ему на Харьков надо. Там ждут его раненых, и в госпитале места приготовили.
– А я что сделаю? Не буду ввязываться – устала как собака.
Колос была отличным поездным диспетчером, но лишнюю ответственность в военное время на себя не брала. Поэтому пообещала начальнику военно-санитарного поезда (ВСП):
– Вот придет диспетчер Эпштейн и чем-нибудь вам поможет.
Видимо, узнав, что я приехала, начальник ВСП влетел в диспетчерскую с криком:
– Когда мы поедем?
Я, конечно, удивилась:
– Чего вы от меня хотите?
– Отправлять нас надо немедленно на Харьков, девочка. Перевязочные материалы кончились, раненым немедленно операции нужны, в Харькове уже готовы места в госпиталях.
Я уже знала, что мост разбомбили. Там и мост-то метров тридцать. Но немцы понимали значимость Лозовой. Достаточно разрушить такой маленький участок, чтоб застопорить движение поездов в направлении Харькова. А участок «Лозовая – Харьков» был мой. Я предложила майору медицинской службы успокоиться и стала вызывать Тройчатое. И тут вдруг ответили:
– Я – Тройчатое.
– Что у тебя там? – спрашиваю.
– Мост разбомбили. Ремонтируют.
– А начальника восстановительного отряда нет?
– Есть. Как раз воды пришел попить.
– Дай-ка его к селектору.
Тот представился:
– Старший лейтенант Коновалов. Слушаю вас.
Я, хоть и не имела права, стала говорить открытым текстом:
– Товарищ Коновалов, у нас санитарный поезд, который надо пропустить хотя бы на минимальной скорости – три километра в час – по участку, который вы восстанавливаете. Потому что положение с ранеными отчаянное. Можем мы его пропустить?
Коновалов съязвил:
– Как? По воздуху?
– Но вы же что-то сделали?
– Из тридцати метров – восемь.
– А бросить на временное скрепление? – предлагаю вариант. Временное скрепление – это если вместо трех костылей забить один или два.
– И пустить под откос раненых? Извиняй! – не соглашается старший лейтенант.
– А сколько времени будете еще восстанавливать? – уточняю.
Он вздохнул:
– Часа четыре-пять.
Услышав это, начальник ВСП завопил дурным голосом. Я рассердилась:
– Сейчас выставлю вас за дверь, товарищ майор.
Коновалов услышал и насторожился:
– А кто у тебя там? Кто тебе мозги полощет?
В общем, ничего утешительного я не услышала. Сижу, думаю. И вдруг озарило: а пошлю-ка я этот поезд «кружностью» через Константинград (Конград). Звоню туда. И надо же, сам начальник станции оказался на круге «Константинград – Лозовая». Я чуть не подпрыгнула от радости. И говорю опять открытым текстом о возникшей проблеме с отправкой санпоезда. Начальник станции соглашается сразу:
– Роз, я могу пропустить этот состав. Но кто-то должен спросить разрешения у немцев.
– Ради бога! Сможешь ты сейчас остановить все и по «зеленой» – на Харьков?
В этом случае я выгадывала в прибытии поезда больше трех часов.
– Надо – сделаем! – ответил начальник станции.
– Катька! – кричу диспетчеру. – Быстро перегоняй паровоз в хвост!
– Чего орешь? – удивляется Катька.
– Поорешь, если майор по твоей милости меня трясет.
– А он не твой родственник? Спроси у него, пока я перегоню, – предлагает напарница.
Майор оказался всего лишь однофамильцем. Отправила я состав на Конград, бросила фуфайку в угол на лавку, привалилась к стене и уснула – ночь, устала, голодная. Утром влетает ко мне замначальника отделения Рыков. К тому времени о прибытии состава в Харьков я уже знала, запросила и мне ответили: прибыл, уже перегружают раненых в машины и развозят по госпиталям.
Рыков рвал и метал:
– Ох уж эти девки! Что мне с вами делать? Прибить что ли?
– Рыков, ты что? – недоумеваю я.
– Тебя вызывает Оратовский с графиком движения.
А у меня на графике состав еще не проходил – отправила, и ладно.
– Рыков, ты умный? Сядь за селектор и быстренько проведи мне по минутам до Конграда этот состав, – прошу. – А я немножко отдышусь.
– А где ты спала? Дома?
– А в углу на лавке не хочешь?
– Эх, не знал, а то бы пришел, пощупал тебя, – перешел на шутливый тон Рыков.
Все в тот момент встревожились – это ж Оратовский! Он с «тройкой» уже Абрамова к расстрелу приговорил. Но виду не подают. Рыков все на графике провел хорошо. Кстати, когда мне Тройчатое назвало фамилию старшего лейтенанта Коновалова, я машинально на графике в пометках записала ее. Беру графики и иду в соседнее здание, «желтый дом», к Оратовскому. Тот пригласил полковника, который кончал ЛИИЖТ (Ленинградский институт инженеров железнодорожного транспорта) и разбирался во всех тонкостях железной дороги. Оратовский, как всегда резко картавя, спросил:
– Ну, что у тебя с санитарным поездом?
– Прибыл в Харьков на сорок минут раньше, чем если б я его отправляла по нашему направлению.
– А он же у тебя на станции стоял?
– Это не моя станция. Это станция Лозовая. Стоял. Но меня тут не было. Я сопровождала танковую колонну.
– Это я знаю. Но кто тебе давал приказ отправить поезд «кружностью»?
– Единственно, у кого я не спросила разрешения, – это у немцев. Выхода не было. Руководитель восстановительных работ старший лейтенант Коновалов мне сказал, что ему еще нужно не меньше четырех-пяти часов.
Оратовский посадил капитана, вызвонить Коновалова по полевой связи. И тот подтвердил информацию про время ремонта. А по «зеленке» движение пустили через пять с половиной часов.
– Твое счастье, что немцы тебя не подхватили на перегоне «Конград – Харьков», – заметил энкавэдэшник.
– Почему это меня? Они и вас могли подхватить. А вы какое решение приняли бы? Что бы вы могли предложить лучше? – закусила я удила. – Я спасла жизнь целому эшелону раненых.
Вышла я от Оратовского и вижу: на крылечке стоят начальник отделения, три его зама и старший диспетчер. Они-то думали, что меня выведут с автоматчиком.
