Любовь Тютчева и Денисьевой продолжалась в течение четырнадцати лет, до самой ее смерти. У них было трое детей. Все они по настоянию матери записывались в метрические книги под фамилией Тютчевых. Поэта она любила страстной, беззаветной и требовательной любовью, внесшей в его жизнь немало счастливых, но и немало тяжелых минут.
Федор Иванович писал: «…Не беспокойтесь обо мне, ибо меня охраняет преданность существа, лучшего из когда-либо созданных Богом. Это только дань справедливости. Я не буду говорить вам про ее любовь ко мне; даже вы, может статься, нашли бы ее чрезмерной…»
Если Денисьева была отвержена обществом, то Тютчев по-прежнему оставался завсегдатаем петербургских аристократических салонов, постоянно бывал на раутах у великих княгинь Марии Николаевны и Елены Павловны. Тютчев не порывал со своей семьей. Он любил их обеих: свою законную жену Эрнестину Дернберг и внебрачную Елену Денисьеву и безмерно страдал оттого, что не в состоянии ответить им той же полнотой и безраздельностью чувства, с каким они относились к нему.
«Поклонение женской красоте и прелестям женской натуры, – подтверждали мемуаристы, – было всегдашнею слабостью Федора Ивановича с самой ранней его молодости, – поклонение, которое соединялось с очень серьезным и даже очень скоро проходящим увлечением тою или другою особой».
Первая книга стихов Тютчева появилась только в 1854 году. В феврале И.С. Тургенев с гордостью сообщил С.Т. Аксакову: «…Уговорил Тютчева (Ф.И.) издать в свет собранные свои стихотворения…» Начиная с середины 1860-х годов личная жизнь Тютчева омрачилась рядом тяжелых утрат.
В стихотворении «Накануне годовщины 4 августа 1864 года» Тютчев пишет: «Завтра день молитвы и печали, // Завтра память рокового дня…» В этот день умерла от чахотки Елена Александровна Денисьева, «последняя любовь» Тютчева. История этой любви запечатлена в цикле стихотворений, составляющем вершину интимной лирики Тютчева («О, как убийственно мы любим…», «О, не тревожь меня укорой справедливой…», «Предопределение», «Я очи знал, – о, эти очи…», «Последняя любовь» и др.).
Смерть любимой была ударом, от которого поэт долго не мог оправиться. «…Только при ней и для нее я был личностью, только в ее любви, в ее беспредельной ко мне любви я сознавал себя…» Горе, раскаянье, поздние сожаления, чувство обреченности, надежда на примирение с жизнью, – все вылилось в предельно откровенных стихах, составивших знаменитый «Денисьевский цикл».
Отношение Эрнестины Тютчевой к поэту в это время лучше всего характеризуется ее же собственными словами: «…его скорбь для меня священна, какова бы ни была ее причина». Тютчев, увлеченный Денисьевой, не мыслил своего существования без Эрнестины, этой святой женщины. Он писал жене: «Сколько достоинства и серьезности в твоей любви – и каким мелким, и каким жалким я чувствую себя сравнительно с тобою!.. Чем дальше, тем больше я падаю в собственном мнении, и когда все увидят меня таким, каким я вижу себя, дело мое будет кончено».
Поэт пережил свою «последнюю любовь» Денисьеву на девять лет. Узнав о смерти Тютчева, Тургенев писал Фету из Буживаля: «Милый, умный, как день умный Федор Иванович, прости – прощай!»
КАРЛ ЭРНСТ ИОГАНН БИРОН
(1690—1772)
Граф, фаворит императрицы Анны Ивановны, обер-камергер ее двора; герцог Курляндский (с 1737 года), создатель реакционного режима – бироновщины, характеризовавшегося засильем иностранцев, разграблением страны, всеобщей подозрительностью, шпионажем, доносами, жестоким преследованием недовольных. После дворцового переворота (1740) был арестован и сослан. Помилован и возвращен в Петербург императором Петром III.
В бытность Анны еще герцогиней Курляндской, 12 февраля 1718 года в Анненгофе, близ Митавы, произошло событие, казавшееся тогда несущественным, но впоследствии имевшее большое значение как для будущей императрицы, так и для всей России. Во время болезни Петра Михайловича Бестужева герцогине Анне принес бумаги для подписи некий мелкий чиновник. Присмотревшись к нему, герцогиня велела приходить ему каждый день. Через некоторое время она сделала его своим секретарем, затем – камергером.
Его звали Эрнст Иоганн Бюрен. Именно так писалось это имя. Однако затем Бюрен в России превратился в Бирона. Некоторые биографы сомневаются в интимном характере отношений между Анной Иоанновной и Бироном, даже изобрели термин «родство платонического свойства душ», основываясь на горячей привязанности императрицы к жене и детям Бирона. Утверждение тем более странное, что количество любовников Анны Иоанновны исчислялось десятками. Несомненно, Бирон всецело завладел ее сердцем. Доказательством может служить сообщение Маньяна от 13 июля 1731 года: «Переехав в прошлое воскресенье из дворца на новую дачу, построенную наскоро в три месяца, где апартаменты канцлера (Бюрена) смежны с ее покоями, княгиня обещала быть на банкете у княгини Ромодановской… Ее Величество уже села в экипаж, чтобы отправиться туда, когда лошадь, на которую сел господин Бюрен, чего то испугавшись, сбросила его наземь. По счастью, он отделался легким ушибом ноги; тем не менее царица так обеспокоилась, что вышла из кареты и послала сказать княгине Ромодановской, чтобы ее не ждали. Нельзя выразить всю силу впечатлений, произведенных этим случаем на старых бояр».
Императрица Анна Иоанновна была истинной барыней-помещицей: она не получила должного воспитания, была хитрой, ограниченной и скупой. В Москве государыня вставала между семью и восемью часами утра и часа два рассматривала наряды и драгоценности. В девять часов начинался прием министров и секретарей. Она подписывала бумаги, большей частью не читая их, и отправлялась в манеж Бирона, где у нее были свои апартаменты. Полюбовавшись на лошадей, Анна Иоанновна давала аудиенции, стреляла в цель. В двенадцать возвращалась во дворец, обедала с Биронами, не снимая утреннего костюма – длинного восточного покроя платья голубого или зеленого цвета и красного платка, повязанного как у небогатых мещанок. После обеда она ложилась отдыхать рядом, с фаворитом, при этом госпожа Бирон с детьми тихо удалялась.
Бирон, родившийся в 1690 году, был третьим сыном отставного польского офицера. Его семья, вышедшая из Вестфалии, поселилась в Курляндии, где уже давно владела имением Каленцеем. Так как по местным законам владеть землей могли только дворяне, то Бироны отнесли себя к ним. Когда Анна Иоанновна вознамерилась официально признать дворянство канцлера, ей в этом было отказано, и Бирон сделался герцогом Курляндским, не будучи дворянином. Города Митава на востоке и Либава на западе со временем отнеслись к нему снисходительно, но земельная аристократия так и не признала его.
