Петр Астахов - Зигзаги судьбы. Из жизни советского военнопленного и советского зэка

О жизни концентрационных лагерей ничего не пишу — судьба не предоставила такого испытания, я даже ни разу не встретился с заключенными из кацета.

В концентрационных лагерях шло массовое уничтожение людей разных национальностей, и независимо от того, какими это делалось средствами, аппарат насилия Германии совершал преступления против человечества и должен был со временем нести ответственность перед всем миром. Так оно и произошло — возмездие наступило.

Генрих Гимлер еще за несколько лет до начала войны с Советским Союзом, как свидетельствуют об этом многочисленные документы, вынашивал гитлеровские идеи захвата восточных земель и подчинения их Третьему рейху. Процесс захвата мог быть осуществлен лишь в том случае, если миллионные массы славянского населения подверглись бы массовому уничтожению, а территория — «обезлюживанию».

Специальные карательные органы — айнзатцгруппы и зондеркоманды — претворяли замысел фюрера в действие. Огнем и мечом подавлялись любые проявления сопротивления и свободы. Западные гунны не терпели косых взглядов, выражение недовольства строго наказывалось. Сжигались дома, целые деревни. Расстрелы и виселицы принуждали к повиновению. Этот же аппарат выполнял задания по обеспечению трудовых резервов Германии. Самая дешевая рабочая сила поставлялась с оккупированной территории Советского Союза. На молодежь организовывали облавы. Рейху нужны были рабочие руки для военной промышленности, и молодые парни и девушки с голубой повязкой «Ost» увозились под конвоем в Германию. И хотя по своему правовому положению они отличались от военнопленных, жили они тоже в лагерных условиях, в бараках, подчиняясь общим законам и распорядку в этих лагерях.

Восточным рабочим было легче бежать из лагерей, но из-за отсутствия документов и средств, отдаленности Родины, большей частью побеги заканчивались неудачей.

Такие поступки не оставались безнаказанными, и нарушители попадали в кацет. Благоприятное стечение обстоятельств кончалось порой тем, что бежавшие находили покровителей среди гражданских лиц и получали временное убежище от преследования. Мне представилась возможность знать таких рабочих и работать вместе с ними в Берлине.

Несколько особняком от аппарата насилия стояло Восточное министерство, его официальное название звучало так: «Ostministerium für die besetzen Ostgebieten».[7] Во главе него был рейхсминистр Альфред Розенберг — главный теоретик фашистского рейха.

Разработанный ведомством Розенберга еще до начала воины 1941 года план «Ost» предусматривал освоение восточных земель до Урала с делением их на отдельные государства — северные, центральные, южные, — управляемые армейским командованием и гебитскомиссарами. На эти территории предполагалось заселение граждан немецкой национальности, которые осуществляли бы управление коренным населением.

Первый год войны подтвердил осуществление этого плана. На Украине был создан огромный административно-государственный аппарат рейхскомиссара Коха, в Белоруссии — генерального комиссара Кубе, в Прибалтике «штабы» гебитскомиссаров (наместников), а также «штабы» в сотнях городах и поселках.

С помощью этого аппарата с оккупированных территорий вывозилось все, начиная с произведений искусства и кончая продовольствием. Главной же оставалась программа «обезлюживания», расстрелы и уничтожение непокорных, вывоз в Германию молодого трудоспособного населения для пополнения трудовых резервов.

Как воспринимало эти меры утверждения власти местное население и могло ли немецкое руководство оккупированных районов достигнуть лучших результатов, если бы не осуществлялась столь жестокая карательная политика?

Трудно ответить на этот вопрос однозначно, так как громадная территория, занятая немцами, не была изолирована от влияния советского партийного руководства, действовавшего в подполье. Оставшееся в оккупации население оказалось как бы между молотом и наковальней, с одной стороны — официальное немецкое управление, с другой — подпольщики и партизаны, хорошо знающие все вокруг и связанные невидимыми нитями с населением. Постоянная связь с населением, различного рода задания и поручения от руководства партизанским движением местному населению, расправа с предателями и слабовольными, оказывали влияние на выбор сторон.

С другой стороны — погромы, расстрелы, виселицы, карательные меры насилия над невинными людьми, исходящие от Wehrmachta, рождали у людей чувства протеста и сопротивления — они выражались в разных формах и наносили немцам ощутимый урон.

Многие думают, что более добрые отношения со стороны немцев к населению могли бы вызвать иное отношение к ним местных жителей. На оккупированной территории оставались люди, прошедшие через репрессии советских властей — одни оставались нейтральными, другие шли на сотрудничество. «Пятая колонна» существовала не только в глубоком тылу Советского Союза в лице выселенных малых народов Кавказа, немцев Поволжья и других репрессированных граждан, а была и в оккупации, где хозяйничали немцы — эта категория могла оказать поддержку немецким властям. Но разработанная ранее политика «обезлюживания» требовала уничтожения населения на этих территориях. В этом, как мне кажется, был один из просчетов оккупационной политики и общего краха Восточной кампании.

Думаю, что не все представляли себе, что может принести с собой новый порядок национал-социализма, хотя были и такие, кто ожидал его. И поэтому факты выселения жителей Крыма, Северного Кавказа, немцев Поволжья говорил о том, что органы государственной безопасности своевременно предприняли меры, чтобы этого не произошло.

Когда же фортуна на Восточном фронте окончательно развеяла победоносные планы блицкрига и армия фюрера стала пятиться назад, тогда в умах населения оккупированных территорий наметилась полная поддержка наступающих советских войск.

Вот так представлялась мне обстановка тех лет и поведение населения оккупированных районов с позиции человека, прошедшего через плен и оккупацию этих мест.

Группа пленных из Первомайска, как нам казалось, должна была быть направлена в Германию. И поэтому мы были удивлены, что повезли нас в соседнюю Кировоградскую область. Очень скоро мы оказались в городе Кировограде. Это был обычный военнопленный шталаг, в котором содержались нам подобные «специалисты».

Тот же распорядок дня, то же содержание. Но в Кировоградском лагере собирали военнопленных, которых отобрала комиссия в других лагерях, чтобы отсюда отправить уже всех вместе дальше в Германию.