Спустя много лет он вспоминал, что перед ним стоял маленький, худенький сероглазый мальчик лет восьми с копной светлых волос.
"Здравствуйте, – сказал он. – Я приехал к вам из Иркутска…" Янкелевич попросил его поиграть. Витя не торопясь, солидно достал из толстого портфеля огромную папку и начал играть одну пьесу за другой. Тут были и сонаты, и концерты… Он поразил Янкелевича обилием репертуара и необыкновенной хваткой в игре. Тот поверил в него и стал заниматься.
Первое время после переезда в Москву Третьяков с матерью жили в общежитии, где она устроилась работать кастеляншей, отец оставался на службе в Иркутске. Но Янкелевич сумел добиться почти невозможного: старшего Третьякова перевели в Московский военный оркестр.
Поскольку Янкелевич занимался в основном со студентами, а детей только изредка консультировал, Третьякова определили для начальной подготовки к Инне Исааковне Гаухман – опытному педагогу по работе с малышами.
– Я занималась с Витей каждый день по два урока подряд – вспоминает она. – Два раза в неделю он бывал на занятиях у Янкелевича. А дома все задания проверяла мама, причем требовала только отличных оценок и в общеобразовательной, и в музыкальной школе. Характер у Евдокии Григорьевны был железный: пропускать она ему ничего не разрешала – даже простуженный, он все равно приходил на занятия. Заниматься на скрипке Витя, как всякий нормальный ребенок, не любил. Однажды я повела его в гости к своим коллегам продемонстрировать чудо-ученика. Он что-то сыграл, все были в восторге, стали расспрашивать: "Ты любишь заниматься на скрипке?" Он честно ответил: "Нет". – "А почему же учишься?" – "Мамочка велит". Мать он так уважал, что никогда не говорил "она", только "мамочка".
Школу Витя закончил с золотой медалью. Ему просто повезло, что он попал в хорошие руки.
Впервые Виктор Третьяков выступил перед московской публикой в конце пятого класса музыкальной школы. Играл с оркестром училища недавно написанный концерт Дмитрия Кабалевского в Большом зале Московской консерватории. Был большой успех, почти триумф. Все отметили и технику, и эмоциональность, и свежесть звучания. А ведь Витя играл на самой заурядной скрипке, а не на инструменте работы выдающегося мастера.
Регулярно концертировать он начал с семнадцати лет. Но первый серьезный успех пришел к Третьякову в девятнадцать, на Третьем Международном конкурсе имени П.И.Чайковского.
– Как же ему не добиться успеха, если его зовут Виктор Викторович, то есть "победитель победителей", – шутит Инна Исааковна. – Он с детства никогда ничего не портил на сцене. Какой бы отточенности от него ни добивались на репетициях, лучший вариант исполнения всегда был на публике.
Состав скрипачей на конкурсе был очень сильным: Олег Каган, Олег Крыса, Рубен Агаронян, Мацуко Усиода, Йоко Сато… Эти музыканты, тоже получившие тогда премии, входят сейчас в элиту мирового скрипичного искусства. Тем не менее лидерство Третьякова сразу оказалось несомненным. Известный американский скрипач Ефрем Цимбалист, входивший в состав жюри, сказал:
– С первых же туров я видел только одну возможность присуждения первой премии – Виктору Третьякову.
Больше он не участвовал ни в каких конкурсах: сразу же, одно за другим, последовали концертные турне по всему миру, приглашения от импресарио, записи, съемки, автографы…
Итак, когда я встретился с ним, ответив на его "намек" радостным и немедленным согласием, он уже десять лет пребывал на Олимпе.
В это же время концертировали выдающиеся молодые исполнители: Спиваков, Кремер, Каган… или Каган, Кремер, Спиваков – не важно, в какой очередности. Они совершенно разные, невероятно отличающиеся друг от друга.
Спиваков – это звук, яркость, изыск в лучшем смысле этого слова. Уникальный музыкант.
Олег Каган – поразительно тонкий, элегантный скрипач. Рихтер назвал его Моцартом, и не напрасно.
А экстравагантный Гидон Кремер всегда удивлял программами. Этакий виртуозно-рациональный скрипач, феерически владеющий грифом.
Что же за явление Виктор Третьяков рядом с ними?
Он – "эталонный скрипач" во всем объеме этого понятия. Можно резко отличаться звучанием, можно резко отличаться интеллектом, можно резко отличаться элегантностью и вкусом. Но можно иметь и то, и другое, и третье понемножку и, обладая некой гармонией во всем, просто идти по тому пути, которым уже прошли сотни выдающихся скрипачей мира, и тем не менее суметь сказать свое и оставить след в сердце слушателей.
В силу своего характера он оказался далеко не первым из наших выдающихся тогда молодых скрипачей, с кем я начал музицировать. Все потому, что он не умел ни подать себя, ни тем более рекламировать. Так, скажем, первая "Концертанте" Моцарта была у меня со Спиваковым. Я получил от него записку, где он предложил встретиться на репетиции, для того чтобы совместно исполнить Концертную симфонию Моцарта. Репетиция, если я смогу, должна была состояться на следующий день в 10 часов утра – и ниже номер его телефона. Скорость была именно такой: сегодня записка, а утром репетиция. Времени на размышления нет. Я с радостью согласился.
Мы много репетировали. И результат был феерический! О нем люди помнят до сих пор. Я тогда не задумывался о стиле исполнения – да и кто вообще знает, как нужно исполнять Моцарта. Но тогда у нас было свое собственное прочтение этого произведения, и мы много играли его по всему миру. Спиваков тогда гастролировал со своими знаменитыми "Виртуозами Москвы", и я с ними в качестве солиста.
Потом, когда я вышел на какой-то уровень, у меня появилось очень много предложений для совместного исполнения этого произведения. И я играл его и с Айзеком Стерном, и, конечно, с друзьями – Третьяковым, Каганом, а позднее с Венгеровым, Репиным, Хиллари Хан (есть сейчас такая звезда американская)…
Я считаю себя счастливым человеком. Конечно, в ансамбле я просто обязан совпадать с партнером. Но вот так, чтобы эта музыка не перестала жить во мне, не подделываться под партнера, а все-таки говорить свое, можно было, пожалуй, только с Витей. Он – удивительный партнер. Мы с ним очень дружим, между нами нет преград в способе самовыражения. Это все равно что рассказывать нечто очень интимное – только близкому, надежному человеку, способному понять и поддержать. Так и в музицировании… Я играю так, как я хочу, как я чувствую и знаю, что это будет принято. И даже если случится неудача (не всегда же все получается), в ответ я получу всегда искренний, очень душевный порыв. То же самое ощущает, видимо, и Витя. Мы любим вместе выступать.
Я не знаю, как назвать это, – понимание просто разлито в воздухе между нами, когда мы играем вместе.
