черкесов, татар, казаков — настоящее вавилонское столпотворение. На улицах звучал духовой оркестр, исполняющий военную музыку. Вся атмосфера курорта, напоминающая современникам даже Венецианский карнавал из-за смешения стилей и языков, казалось, была создана для любовных приключений [90].
Но мужское окружение Глинки совсем не располагало к флирту: военные герои рассказывали о битвах. К тому же Николай Петровский-Муравский привез с собой хорошую библиотеку, и оставшееся от прогулок и процедур время они посвящали чтению.
Петровский-Муравский мог протежировать юноше и подать ему идею — в непринужденной обстановке курорта завести знакомства с нужными людьми из столичного общества. В Горячеводске в это время находились блистательные военные и государственные деятели, которые могли сделать ему протекцию для получения желаемой должности в Министерстве иностранных дел. Многие из них были участниками Наполеоновских войн, во время встреч обсуждались политические вопросы и действия декабристских обществ, которым здесь многие сочувствовали. Петровский-Муравский хорошо знал этих людей. По версии музыковеда Сергея Витальевича Тышко, скорее всего, именно он мог представить девятнадцатилетнего юношу Василию Федоровичу Тимковскому (1781–1832), государственному деятелю, писателю, в эти годы чиновнику особых поручений при кавказском главнокомандующем генерале Алексее Петровиче Ермолове. Тот, в свою очередь, рекомендовал его князю Александру Сергеевичу Меншикову (1787–1869), сподвижнику Александра I. Герой Отечественной войны, дипломат, прекрасно образованный человек, в 1821 году он вместе с Тимковским, придерживаясь либеральных взглядов, составил проект освобождения крестьян, который император отклонил. Незадолго до приезда на Кавказ он перешел на службу в Министерство иностранных дел. Сам Меншиков воспринимал такую должность как отстранение от дел.
Однако встреча Глинки с Меншиковым продолжения не имела. Князь отличался чрезвычайной язвительностью и рационализмом. Вряд ли ему мог понравиться «мимозный» Глинка, романтичный юноша «со взором горящим».
В этой ситуации Глинку на Кавказе, видимо, больше интересовало другое. Как человек, влюбленный в географию, он с интересом рассматривал природу и жизнь кочевых народов. Это была настоящая экзотика. Глинка, как и все туристы, не мог пропустить главного на Кавказе праздника — Курбан-байрама, который устраивали в мирных аулах «черкесы» {117}. Народные игры, состязания, песни и танцы собирали множество зрителей, невзирая на палящий летний зной.
Глинка видел пляску женщин и игры мужчин, где они показывали знаменитое искусство верховой езды. Медленный женский танец, как отмечали современники, поражал грацией. Девушки, красота которых пленяла каждого гостя, двигались исполненные гордости и чувства собственного достоинства. Мужская скачка представляла собой театрализованное действие — здесь пели «дикие» напевы и танцевали, скакали и стреляли. Топот коней смешивался с выкриками наездников. Ансамбль, который поддерживал танцующих, мог состоять из народных инструментов — «черкесских» флейт, скрипок и арф. Наверное, звучали и религиозные песнопения — распевались суры Корана под ритмические телодвижения, вводящие исполнителей и присутствующих в транс.
Закончив курс лечения в Горячеводске, в начале июля 1823 года товарищи отправились на железные воды. Дорога была непростой, опасной. Под присмотром конвоя, сопровождавшего каждого туриста в переездах, Глинка совершал дальнейший путь. Железноводск располагался на своего рода площадке посередине горы. Здесь стоял лишь один дом, построенный по указу генерала Ермолова. Он состоял из семи комнат, так что все туристы находились в стесненных условиях. Скорее всего, Глинка с друзьями поселился в одной комнате, но и это считалось роскошью. Многие разбивали палатки из войлока или шалаши, кто-то жил в кибитках и колясках. Пищу готовили на кострах, по ночам от них отлетали огоньки, и на фоне темной звездной ночи вся эта кочевая жизнь производила впечатление на романтиков. Местные лечебные воды отличались красно-коричневым цветом из-за содержания железа, воздействие которого считалось полезным. Температура воды достигала 40 градусов по Цельсию. Глинка принял несколько ванн, и ему стало плохо. Он был вынужден прекратить курс из-за головных болей, равно как и его спутники.
Следующим этапом лечения значился Кисловодск, куда путники отправились в середине июля 1823 года. Дорога проходила по границе с опасными и непредсказуемыми черкесскими и абазинскими территориями, опять их сопровождал конвой с пушкой. Ехали по тропке среди высоких гор, преодолевали ущелья. Отвесные скалы уходили далеко вниз. Нужно было вброд перейти быструю реку Подкумок.
Природа Кисловодска понравилась Глинке больше Горячеводска. Поселение располагалось в ущелье, в окружении гор. Прекрасные пейзажи впечатлили Мишеля: тенистые возвышенности украшали шумные ручьи, которые, падая с плиты на плиту, соединялись друг с другом в реке Подкумок. Его поразили высокие заросли ароматических трав и кустарников, превышавших рост человека. Кисловодск радовал приятным климатом — мягкий, без удушающей жары с влажным горным воздухом.
Условия проживания также были спартанскими, но Кисловодск уже больше походил на курорт. Сюда приезжали на заключительный этап лечения, которое напоминало светские развлечения. Современники отмечали: «На здешних водах несравненно веселее, нежели на горячих». Каждый день здесь устраивались гуляния, карточная игра бостон, парадные обеды, ужины с небольшими балами. Проводились экскурсии по окрестностям. Пользовались популярностью выступления цирковых артистов и фокусников.
Лечились в Кисловодске минеральными водами, которые получили название «нарзан», что в переводе означает «богатырская вода». Принимали ванны из горячего нарзана, считавшиеся хорошим средством от нервных болезней для «лиц с вялой деятельностью нервной системы». Ванны были довольно прохладными, около 12–14 градусов по Цельсию. Глинка принимал их два раза в день. Эффект был тот же. Все процедуры не только не приносили облегчения, но и вызывали побочные явления — отсутствие сна, аппетита и боли в желудке. Об этих минусах лечения знали врачи: считалось, что насыщенная множеством минералов вода может вызвать расстройство пищеварения и нервные состояния. Доктор Быковский подвел итог: нарзан Глинке вреден — и прописал «щадящее» лечение. Он сделал для него горькую настойку на травах и вине, которая, по мнению Глинки, ему помогала. Но бессонница мучила его до конца поездки, вызывая мучительное нервное состояние. К тому же туристов мучили блохи, которые по ночам не давали спать вообще.
Где-то в середине августа Мишель с радостью отправился в обратный путь, он фактически убегал с Востока. Но мучения юноши не закончились. В Орле из-за обострения золотухи ему пришлось задержаться на несколько дней.
Итог путешествия — «русский Восток» не впечатлил композитора. Никогда больше он не мечтал об этих местах и не стремился попасть сюда.
В Новоспасском ждали сына к началу осени, позже было бы труднее проехать по бездорожью. Состояние вернувшегося путешественника вызвало много переживаний. Решительно родители были против его отъезда сейчас в Петербург. Тем более что вакансий все еще не было. Теперь лечили домашними средствами — деревенской пищей, заботой и… барским бездельем.
Родители пытались привлекать сына к ведению хозяйства. Они мечтали воспитать будущего наследника рода Глинок. Отец теперь мог обращаться к сыну как к равному, передавая, как когда-то его родители, законы управления наследством. Но его ждало
