К небольшому кургану, на котором возвышается серая гранитная колонна, увенчанная звездой, пришли представители многонационального Кавказа — осетины и кабардинцы, ингуши и балкарцы, чеченцы и дагестанцы, калмыки и черкесы, их русские братья — донские, кубанские и терские казаки.
Никогда не собиралось здесь столько народа. Над площадью стоял многоголосый, разноязычный говор. Вот седобородый осетин в темной черкеске степенно беседует с дагестанцем в косматой папахе; кабардинец, перешагнувший столетний рубеж, делится новостями с нефтяником-чеченцем со значком депутата; усатый донской казак о чем-то оживленно говорит со своим земляком генерал-майором Книгой…
Здесь, рядом со святым местом каждого трудящегося Осетии — обелиском боевой славы, довелось и мне, спустя почти 22 года, встретиться со своим другом по Конной армии — Книгой… Мы вспомнили смелые рейды по тылам врага, наши славные буденновские походы. Постарел конармеец, лицо казака изрезали морщины, поредели пышные усы, но время не тронуло его живые, озорные глаза.
С первых же дней Великой Отечественной войны бывший боевой комбриг снова в седле. Сильные плечи казака обтягивает добротный китель с генеральскими звездами на петлицах.
Генерал Книга от имени представителей народов Кавказа и открыл этот исторический митинг.
— Боевые други! — сказал он, — сидайте на боевых коней! Обнажите острые клинки! Пусть враг почует всю силу шашки в руках джигита и казака! Пусть заплатит своей кровью за горе, которое он причинил нам!..
Три тысячи человек, сняв папахи, кубанки и шапки, затаив дыхание, слушали боевой призыв генерала-казака, героя гражданской войны.
Мне невольно показалось тогда, что за плечами участников этого сурового митинга стояли и те, кто послал их сюда: металлурги Осетии, нефтяники Грозного, шахтеры Тырныауза, чабаны и рыбаки Дагестана, земледельцы и строители Дона и Кубани.
На многих митингах и собраниях доводилось мне быть: в лучших театрах столицы и дворцах культуры, в тесных вагонах пульманов и на лесных опушках… Но этот, собравшийся в грозный час, народный форум казался мне особенным, неповторимым. Может быть, потому, что собрал он многотысячную аудиторию и на трибуну, сменяя друг друга, поднимались осетин Герой Советского Союза Хаджимурза Мильдзихов и дагестанка народная артистка Рагимат Гаджиева, терская казачка Лидия Любченко и ингуш, председатель колхоза Магомет Элканов…
Митинг имел большое значение для всех народов Северного Кавказа, для всех, кто боролся против гитлеровских полчищ.
Гневные голоса, прозвучавшие в Орджоникидзе, отозвались эхом над заснеженными горами Кавказа, в опаленных зноем военных пожарищ степных долинах. Словно грозовым раскатом прокатилось это эхо по израненной бомбами, разметанной снарядами земле, вселяя в сердца советских людей уверенность в победе и смутную тревогу в души тех, кто посылал открытки в Берлин, Лейпциг, Магдебург со словами: «Кавказ наш! Мы — в Орджоникидзе!»
Участники митинга призвали воинов фронта, всех трудящихся Северного Кавказа и Закавказья уничтожить оккупантов, сделать Кавказ могилой для фашистских захватчиков. Митинг у братской могилы воодушевил защитников Кавказа, укрепил стойкость советских воинов.
3 ноября гитлеровские танковые колонны пошли на штурм столицы Северной Осетии. Силой до ста танков они прорвали внешний обвод Орджоникидзевского укрепрайона на участке Фиагдон — Дзуарикау. Передовые части противника захватили селение Гизель.
Из узких смотровых щелей танков просматривалась западная окраина Орджоникидзе, противотанковые заграждения, бетонные надолбы, темные глазницы дотов. Казалось, еще рывок — и вот она — крепость на Тереке, до которой всего чуть больше 500 метров. У городской черты 60 вражеских танков были остановлены шестнадцатью нашими машинами и расчетами бронебойщиков. Гитлеровцы трижды вызывали на помощь самолеты, но, оставив на поросшем кустарником пустыре 32 машины, отошли на старые позиции.
Геройски сражались на всех участках гизельского направления части 11-го гвардейского стрелкового корпуса, 11-й стрелковой дивизии НКВД, гвардейские батареи «катюш», зенитчики.
В Северо-Осетинском музее краеведения, в разделе «Великая Отечественная война 1941–1945 годов», есть немало экспонатов, рассказывающих о подвигах воинов-северокавказцев, защищавших столицу Северной Осетии — Орджоникидзе.
Внимание невольно привлекает четвертушка бумаги с потускневшими от времени буквами. Убористым почерком на ней написано: «Протокол общего партийного собрания заставы № 12, 4 ноября 1942 года. Присутствовали: Михеев и Куприянов. Повестка дня: слушали товарища Алтунина Федора Григорьевича. Заявление о приеме в партию во время боя.
Постановили: товарища Алтунина кандидатом в члены ВКП(б), как доказавшего в бою преданность партии, принять.
Председатель Михеев. Секретарь Куприянов».
История этого партийного документа такова.
На северо-западной окраине Орджоникидзе, там, где пересекаются две важные шоссейные дороги, 2 ноября 1942 года разгорелся жестокий бой. Окрестности огласились гулом моторов, лязгом танковых гусениц. «Юнкерсы» бомбили передовую линию советских войск, берег Терека, откуда с воем летели реактивные снаряды «катюш». Гизельская равнина озарялась разрывами бомб, отсветами орудийной пальбы, пламенем горящей земли, подожженной термитными снарядами, но тупорылые немецкие «ягуары» продолжали двигаться вперед.
В одном из дзотов находились четыре красноармейца: коммунисты — рабочий из Донбасса Георгий Михеев, колхозный бригадир из Горьковской области Павел Куприянов, комсомолец тракторист с Украины Иван Величко и беспартийный ставропольский колхозник Федор Алтунин. В течение шести часов с короткими перерывами они вели огонь, отбивая атаки наседавших фашистов. Вечером был получен приказ: временно отступить.
9 мая, 1971 год. Первый секретарь Кировского райкома партии К. Д. Хосонов сердечно приветствует Эльхоту Морскую.
Через пять дней, когда советские войска вновь овладели безымянной высотой, на которой находился этот дзот, из-под бетонного колпака, шатаясь, вышли трое солдат: бледные, обгоревшие, прокопченные пороховой гарью. Четвертый был смертельно ранен.
В тот день коммунист Георгий Михеев передал в политотдел 3-го батальона помятую, обгоревшую четвертушку бумаги — «Протокол общего партийного собрания заставы № 12» и поведал о неравном бое, который им пришлось вести с гитлеровцами в огненном кольце.
— Когда дали приказ отходить, связной штаба не успел сообщить нам об этом, — рассказывал Георгий Михеев. — Вот так мы и остались в дзоте вчетвером: сержант Алтунин, рядовые Куприянов, Величко и я.
