Так Ступин отстоял меня. Кстати, через несколько дней, будучи в офисе в Маншиет аль-Бакри, я невольно услышал разговор за дверью референтуры, вернее лишь последние слова старшего референта Реутского обо мне: «В таком возрасте все делают глупости. Важно правильно разобраться и понять во время, а то можно наломать дров».
Сейчас, когда прошло свыше тридцати лет с той поры, когда сам имею дело со студентами почти того же возраста, в каком я был тогда, убеждаюсь, что тысячу раз были правы и Ступин, и старший референт.
Через несколько недель на очередном совещании переводчиков заместитель Главного советника по политической части генерал Щукин, перечисляя проштрафившихся коллег, назвал мою фамилию, сказав, какой я такой-сякой, обратился ко мне: «Ну, вспомнили, кто с вами совершил этот проступок?». Я, видя перед собой согнутую и мокрую от волнения спину сидящего передо мной приятеля, ответил: «Нет, товарищ генерал». На что генерал Щукин сказал: «Видите, он еще и совесть не потерял, своих не предает».
Что касается генерала Катышкина, то еще при мне он был заменен генералом Окуневым. Катышкина И.С. назначили начальником ВИИЯК. Известна его крылатая фраза (конечно же, не итог работы с переводчиками): «Для меня Израиль и переводчики всегда были главными противниками».
Ступин Виктор Гаврилович был очень беспокойным и энергичным советником, не давал передышки ни комдиву, ни офицерам дивизии, ни советникам, ни мне. Вникал во все, старался работать на совесть, требовал того же от египтян и советников, постоянно ездил по дивизии, бывал в бригадах и батальонах, помогал, советовал, используя свой богатый жизненный опыт, знал всех комбатов и командиров отдельных рот. Недаром комдив Хигязи говорил о нем: «Товарищ Виктор относится к дивизии как к своей собственной». Так, впрочем, можно отметить работу почти всех советников.
Приведу один случай его добросовестного отношения к делу. Во время учений, когда шла стрельба по мишеням, он заметил, что в цепи стреляющих только один пехотинец ведет огонь. «Гена, вперед», — сказал он и ползком стал приближаться к линии огня. Оказавшись рядом с этим непрерывно стреляющим солдатом, окликнули его. Он повернул к нам свое сердитое в белой пыли лицо, и мы узнали в нем капитана, командира механизированной роты. Выяснилось, что, собрав выданные на личный состав роты боеприпасы, он бил по мишеням только один, показывая хороший результат для всей роты. Полагаю, вряд ли египетскому офицеру или какому-нибудь другому советнику пришла бы в голову подобная идея ползти к стрелкам на линию огня. Но Ступин есть Ступин.
Очень показательно для Ступина, как он «достал» командира артиллерийской бригады полковника Сидки, который учился в Союзе не то в Пензе, не то в Перми. Комбриг сказал ему, поскольку он, Ступин, советник командира дивизии, то пусть советует комдиву, а не ему или кому-нибудь другому. Ступин ответил, что он будет делать так, как делал ранее, то есть, бывать во всех подразделениях дивизии и давать советы всем, кому он считает нужным. При этом старший советник сразу же принимает решение: «Раз полковник Сидки не желает сотрудничать с советскими советниками, приказываю тебе, Иван (советник Сидки) больше не приезжать в артбригаду». Как развивался далее скандал, я не помню. Помню лишь, что еще несколько раз Ступин при разных обстоятельствах повторял фразу, если полковник Сидки не хочет работать с советниками, пусть остается без советника.
Точно также Виктор Гаврилович поступил с подполковником Кассаром, начальником оперативного отдела 3-й механизированной. Дело было в провинции Асьют, вероятно, когда мы возвращались из Асуана. Проезжали деревню Бени Мурр, родину президента Насера. Я сказал Ступину об этом, он приказал Ахмеду повернуть в сторону этой деревни. Не помню, где был комдив, но главным в нашей колонне оказался Кассар, хорошо говоривший по-русски, поскольку учился в СССР. Он быстро сообразил, что наша машина свернула с маршрута и направилась в Бени Мурр. Через несколько минут Кассар нагнал нас и приказал Ахмеду вернуться на шоссе, в колонну. Ступин молчал; было видно, что все это ему неприятно.
После переброски 3-й механизированной в Кену к нам решил пожаловать генерал Никитан, советник командующего Центральным военным округом, это была как бы резервная армия, располагавшаяся вокруг Каира. Две другие — вторая и третья — занимали позиции в первом эшелоне вдоль Суэцкого канала от Порт-Саида до Суэца включительно.
Перед приездом генерала Никитана Ступину понадобилась, естественно, схема нового размещения дивизии в Кене для ознакомления с ней прибывавшего инспектировать вышестоящего начальника. Ступин попросил об этой схеме Хигази в присутствии Кассара, начальнику оперативного отдела дивизии и было поручено изготовить схему. Вскоре она была начерчена на небольшом куске кальки. «Товарищ Виктор» берет в руки этот листок, внимательно смотрит на него, видит, что расположение подразделений на этом клочке бумаги изображено наспех, тяп-ляп, без привязки к местности. Дыхание его становится глубже, учащеннее, он демонстративно бросает эту бумажку форматом примерно 30x50 см на стол, что означало, что он вышел из себя. Начинает громко говорить о том, что это — писулька, отписка, что не может ее показать генералу Никитану, которого он уважает, что его, Ступина, хотят подставить, что он этого не заслужил, разве он плохо что-нибудь делал для дивизии, почему же тогда к нему такое отношение. Затем он резко обращается ко мне: «Пойдем! Здесь нам делать нечего!» И выскакивает одним махом из блиндажа комдива.
Сидим в своей малые. Вскоре туда заскакивает взволнованный подполковник Кассар, и сразу к Ступину, зачем, мол, вы меня так осрамили перед командиром дивизии?… Дело закончилось тем, что генералу Никитану была показана нормальная схема, и его инспекция прошла успешно.
Через некоторое время у подполковника Кассара умерла жена, мы ему принесли свои соболезнования, он был очень расстроен. Вскоре мне пришлось уехать из Кены. А с генералом Кассаром, который впоследствии командовал дивизией, довелось свидеться спустя более чем четверть века в Институте военной истории в Москве по случаю 25-й годовщины Октябрьской войны 1973 года. Вечером на приеме в египетском посольстве выпили по бокалу шампанского за военное братство, вспомнили нашу службу в 3-й механизированной дивизии.
Вообще В.Г.Ступин установил очень хорошие отношения с офицерами дивизии. Некоторым он просто благоволил, таким, как Муршиду, командиру батальона 14-й механизированной бригады. В начале каждой беседы следовало: «Как дела?», «Как здоровье?» на арабском языке с отвратительным произношением, но для Муршида и остальных египтян все было понятно. Ступин постоянно пополнял свой запас арабских слов. У него это получалось не так умело, как у советника командира танковой бригады Агафонова, который вообще обходился без переводчика. Арабский разговорный язык давался ему легко. Судя по критике его работы Ступиным, даже легче, чем выполнение обязанностей бригадного советника.
