С другой же стороны, ожидалось скорое наступление такого именно случая,[121] как ни сильна уже была прослойка Австро-венгерского фронта немецкими войсками.
У Ниды, в пространстве между Пилицей и Верхней Вислой возле 1-й австро-венгерской армии стояла армейская группа генерала фон Войрша с его верным начальником штаба полковником Гейе.[122] Между Верхней Вислой и подножием гор во фронт 4-й австро-венгерской армии была вдвинута дивизия фон Бессера. В Бескидах колеблющийся фронт 3-й австро-венгерской армии был только что подкреплен сильным корпусом фон дер Марвица. Через лесистые Карпаты восточнее Мункача медленно продвигалась вперед Южная армия генерала фон Линзингена. В Буковине кавалерия генерал-лейтенанта барона Маршалла выдерживала на своих плечах значительную долю боевой тяжести.
Но несмотря на все это, не только не наступило равновесие сил, к которому стремились, но приходилось с тревогой предвидеть дальнейшие русские попытки прорваться в Венгрию.
Все же для внимательного наблюдателя были заметны на русской стороне также и благоприятные для Центральных держав признаки. Упорство наступательных ударов с каждой неделей становилось слабее. Точно так же и там, где достигались результаты, атакующий оказывался не в силах вполне использовать успех. Те чудовищные потери, которые несли русские при их беспощадно веденных атаках зимой в горах Карпат, могли быть возмещены лишь пополнениями из дурно обученных людей. Неоднократно обнаруживались признаки начинающейся недостачи оружия и патронов. Но тем не менее, будучи и в таком состоянии, русские угрожали Австро-венгерскому фронту, ввиду понижения духа некоторых частей союзных войск, и притом угрожали в такой степени, которая в дальнейшем становилась невыносимой. Признаки разложения среди частей с чешским и югославянским укомплектованиями обнаруживались все чаще и чаще. О создании резервов на особые случаи при таких условиях не могло быть и речи. А между тем главное австро-венгерское командование считало их безусловно необходимыми, так как было убеждено, что ни Италию, ни Румынию уже никакими переговорами нельзя более удержать от скорого вступления в войну и что Сербия также питает новые наступательные замыслы. В предвидении этого случая главное командование Австро-Венгрии снова просило немецкое верховное командование о поддержке путем присылки десяти новых немецких дивизий. Они должны были послужить к снятию с Карпат такого же количества австро-венгерских дивизий, из которых семь предполагалось послать на итальянскую границу, три – на румынскую. Сверх того, австро-венгерское главное командование считало возможным питать надежды на новую попытку производства удара из Восточной Пруссии против правого русского крыла, связывая с этим сокрушение русского фронта и собственные выгоды.
В Турции усилия французов и англичан против Дарданелл непрерывно возрастали. Турецкое командование боролось с упорством, достойным удивления. Искренно поддерживаемое личным составом стоящих в Константинополе бывших немецких военных судов и руководителем Дарданелльской операции генералом Лиман фон Сандерсом, оно делало вообще все возможное, чтобы устранить недочеты турецкого снаряжения. Само собой разумеется, немецкое верховное командование помогало где и как только могло. При помощи очень ограниченной связи чрез Румынию, всевозможными другими путями – по воздуху и под водой – было доставлено все, что можно было доставить. К сожалению, этого было мало: нужда этим не покрывалась. Можно было предположить, что в ближайшее время должна будет удаться серьезная попытка к высадке при поддержке превосходной неприятельской артиллерии, – о подготовке к ней имелись достоверные сведения. А что за этим могло последовать, было покрыто мраком. На одно, конечно, можно было безусловно рассчитывать: на крепкую решимость руководящих людей Турции оборонять каждый вершок турецкой территории и продолжать войну, если бы даже Константинополь был потерян. В этой геройской верности союзу Энвер-паша оставался несокрушимым в течение всей войны. Что в основе этого лежало непоколебимое убеждение, что лишь этим путем можно было противостоять русским, английским, французским, итальянским и арабским притязаниям, это обстоятельство нисколько не уменьшало ценности для Германии такой верности.
Положение у Дарданелл неизбежно давало себя чувствовать на других военных театрах Турции. По временам становилось невозможным послать на них необходимую поддержку. После сорвавшегося предприятия против Суэцкого канала турецкие войска отошли на Синайский полуостров за турецкую границу. Если бы даже время года и позволило повторить наступление, которое для сковывания английских сил было до крайности желательно, то по вышеизложенным основаниям возможность его была исключена.
Не лучше обстояли дела и на месопотамском фронте. Продвигаясь вверх по реке, англичане медленно, но прочно завоевывали плацдарм против Багдада.
В Армении наступило своего рода боевое затишье. Русские не использовали выгод, полученных ими за зиму. Если бы они попытались это сделать, то наличные в то время турецкие части были бы не в силах помешать этому.[123]
Короче, обзор военного положения как Турции, так и Австро-Венгрии не представлял ничего утешительного.
Пришел момент, когда дальше нельзя было уже откладывать решительного наступления на востоке, которое уже с месяц верховное командование имело в виду на случай необходимости. Но решение вопроса предполагалось искать другим путем, чем тот, который рекомендовали вожди на востоке, и теперь вновь – австро-венгерское главное командование.
Простая смена австро-венгерских сил на Карпатах германскими приковала бы значительную часть вновь формируемых частей к местности, в высокой мере непригодной для активного ведения воины, не давая вместе с этим уверенности, что Австро-венгерский фронт все же не будет прорван на каком-либо другом слабом пункте. Эта же смена вновь привела бы к расходованию германских частей в качестве вспомогательных сил среди австро-венгерских войск, что на основании уже пережитого опыта было крайне нежелательно. Подготовка заранее австро-венгерских частей против Италии, Румынии и Сербии, прежде чем об их намерении и мероприятиях не получились более определенные данные, равносильна была осуждению войск на бездействие, чего Центральные державы не должны были себе позволять, и это тем более, что немецкое верховное командование, согласно имевшимся у него сведений, не верило ни в скорое вступление Румынии в войну, ни в наступательные тенденции Сербии, а кроме того, могло полагать, что Италия не перейдет к открытым враждебным действиям раньше конца мая. Но даже и тогда, при медлительности итальянской мобилизации, должны были пройти недели, прежде чем ее войска сделаются способными к серьезным операциям.
