На шестой день, оголодавшие и измученные скитаниями по лесам и болотам, они вышли на большак, по которому двигался на восток санитарный обоз одной из дивизий 50-й армии.
Обозом командовала женщина с петлицами капитана медицинской службы.
Отяпов доложил о прибытии. Она некоторое время устало смотрела на них. Потом спросила:
– Раненые есть?
– Нет.
– Больные?
– Все здоровые, товарищ капитан. Только сильно голодные и от усталости с ног валятся.
– Потерпите немного, – сказала она. – Скоро места на повозках освободятся.
И действительно, не прошли и километра, санитары сняли троих умерших. Тут же, при дороге, закопали. Неглубоко. Разгребли снег, листву, заглубились в талый грунт на два штыка – и готовы могилы. Отяпов помогал санитарам. Не потому, что имел какую-то корысть, а просто так, по привычке что-то делать вместе со всеми.
Место на освободившейся повозке ему досталось перед самой Тулой.
Возле шоссе зенитчики окапывали свои длинноствольные орудия.
– Такие, должно быть, любой танк насквозь прошивают, – сказал раненый, сидевший впереди. – А нас бросили с одними бутылками. Докинь до него бутылку…
– Так надо подпускать. Поближе. – Зашевелился и другой раненый, у которого была плотно забинтована голова и только для рта и носа были сделаны узкие продухи.
– Поближе, – огрызнулся сидевший впереди. – Ты вон подпустил…
– Я подпустил.
– И где твое отделение?
Забинтованная голова ничего не ответила, только вздохнула.
Вечером они, все двенадцать душ, сидели за просторным столом в доме на Кузнецкой слободе в Заречье и ели наваристые щи с гусятиной.
До того Отяпову понравились эти тульские щи, что он про себя решил: «Вот вернусь с войны, обязательно гусей заведу. Если, конечно, живой останусь…»
После еды завалились спать.
Но спали недолго. Прибежал сосед, четырнадцатилетний Гришка, который все это время не отходил от Тульского, растолкал его и сказал, что комендантский патруль собирает окруженцев по всему городу. Заходят во все дома. Сгоняют куда-то к стадиону.
– Двоих расстреляли. Я сам видел. Патруль расстреливал. Вывели и шлепнули. Видать, шпионы. Или дезертиры. – Гришка выложил свою новость и внимательно смотрел на Тульского.
Отяпов сел и начал обуваться. Сапоги у него теперь были добрые. В таких еще можно не один десяток километров отмахать. Хоть по грязи, хоть по снегу. Но видать, идти далеко теперь не придется. Зашевелились и другие.
Новость не радовала.
Начали обсуждать свое положение. А положение было не ахти каким веселым.
В город они прошли мимо постов. Вел их Тульский. И вот теперь они сидели и решали, что делать дальше. Кто-то предложил пойти в комендатуру или выйти и доложить
о прибытии первому встречному патрулю.
– Ну-ну, – хмыкнул Ванников, все видевший в черном цвете. – Далеко вас патрули не поведут. К ближайшей кирпичной стенке…
Выход неожиданно предложил Гришка:
– Вам надо идти к Рогожинскому поселку. Там наши оборону строят. Заводские. И отец мой там, и братья. Я вас проведу.
– Мы не ополченцы, – робко возразил Гусёк. – Нам надо искать свою часть.
– Где она теперь, своя часть… – наконец сказал Отяпов.
Все замолчали. Отяпов стал для этих людей не только командиром, но и тем человеком, который может спасти, вытащить из смертной прорывы. А она теперь везде – справа и слева, спереди и сзади. Рассуждать можно всяко, но решение принимать должен самый мудрый и опытный.
– Надо идти к ополченцам. Там теперь передовая.
– Опять к черту в пасть!
– Оборвались, обносились, – зароптали бойцы.
Отяпов поднял руку. Ропот сразу стих.
– Мы тут из разных частей. Кто будет разбираться, чьи мы и с чем пришли сюда. Немец все время шел за нами следом. А значит, не сегодня завтра он будет здесь. Искать свои полки будем потом. Собирайтесь, ребятушки. Давайте почистим оружие и пойдем на позиции.
– Там, видать, тоже особый отдел есть, – сказал Ванников.
– Будем молить Бога, чтобы нам там поверили. – И Отяпов расстелил перед собой плащ-палатку, вынул из вещмешка масленку и протирку, выщелкнул из винтовки затвор, вытащил шомпол. Все это разложил перед собой на плащ-палатке.
Его примеру тут же последовали все, у кого было оружие.
Спустя несколько часов они стояли ровной шеренгой перед командиром роты тульских ополченцев. Тот выслушал доклад Отяпова, внимательно осмотрел новоприбывших, их оружие. Потом достал из полевой сумки блокнот и начал переписывать фамилии и номера частей. Переписав всех, сказал:
– Вот что, товарищи бойцы регулярной Красной армии, я должен доложить о вашем прибытии и желании воевать вместе с нами командиру полка. А пока на довольствие вас поставить не могу.
Оружие у них забрали. Сложили возле блиндажа командира роты.
– И куда ты нас привел? – покачал головой Ванников. Лицо его было бледным, руки дрожали.
Ночь они переночевали в одном из домов, куда их отвел ополченец, вооруженный французской винтовкой времен Первой мировой войны.
– Где ты ее отрыл? – Ванников кивнул на диковинное оружие, оснащенное длинным штыком, похожим на шпагу.
– Что бы ты понимал, – ответил ополченец. – Она бьет на два с половиной километра.
Проснулись в полночь. Разбудил их все тот же ополченец с винтовкой Лебеля.
– Ротный вызывает, – сказал он.
Еще не рассвело как следует, когда со стороны шоссе, которое узкой сырой полосой угадывалось левее возле леса, прибежала разведка. Туман понемногу начал рассеиваться. Видимость становилась лучше. В окопах сразу началось оживление. Народ забегал. Ротный куда-то пропал. Потом появился с другой стороны. Увидел их и, видимо вспомнив, что и с ними надо что-то делать, сказал:
– Разбирайте винтовки. Кто у вас старший?
– Я. Красноармеец Отяпов. – И Отяпов неуклюже махнул у обреза каски опухшей от холода ладонью.
– Приказываю вам занять вон то крыло. – Он указал в туман. – Окопы там отрыты. Будете прикрывать зенитный расчет со стороны леса. А сейчас получите патроны и по буханке хлеба. Другого пайка на вас не предусмотрено. Огонь открывать по моему приказу. Дальше действовать по обстоятельствам. Ваша задача – не пропустить немецкую пехоту к орудиям.
Патронов им дали много. Сколько смогли взять, столько и нагребли в карманы и подсумки. Выдали по бутылке КС и три противотанковые гранаты. Одну Отяпов взял себе, другую поручил Тульскому, а третью Курносову.
Когда разобрали винтовки и получили патроны, повеселел и Ванников. Он посматривал на лес и полоску шоссе, черневшую на фоне заснеженного поля, и говорил самому себе:
– Сейчас мы им… Или грудь в крестах, или голова в кустах.
Потом, глядя, как ловко управляется с патронами Тульский, снаряжая обоймы, сказал:
