Таким образом, религиозно-догматической концепции свободы воли, которую разделяли в общем и идеалистические школы в философии, противостояла концепция механистического материализма. Согласно первой, источник всех зол или благ для человека находится в нем самом. Здесь человек абсолютно свободен. Согласно же концепции Гольбаха, концепции механистического материализма, во всех своих устремлениях и поступках человек несвободен, он зависит от собственной природы, которая, будучи органической частью природного целого, неразрывно связана со всем остальным миром бесконечным числом связей.
Первая концепция, целиком сосредоточив причины и источник побуждений воли в сфере идеального, исключает возможность и необходимость изменить внешний мир, общество и природу. Поэтому основное внимание последователей этой идеалистической концепции свободы воли сознательно было обращено на изучение проявлений духовной деятельности и волевых актов.
Вторая концепция также исключает возможность активного преобразования окружающей среды. Однако французских материалистов, как идеологов восходящего класса буржуазии, не могла удовлетворить полная пассивность перед лицом действительности, которую необходимо было изменить в интересах «третьего сословия». Поэтому Гольбах усердно ищет выхода из этого теоретического тупика. Такой выход он видит в признании наличия для человека свободы выбора. Но не есть ли это окольное утверждение свободы воли? Нет, отвечает Гольбах. Свобода воли и свобода выбора совсем не одно и то же. Чтобы человек мог быть свободным, он должен стать сильнее природного целого или оказаться вне природы (см. 14, 209). Свобода выбора не означает активного воздействия на мир, не означает борьбы с природой, что не под силу человеку, так как он есть лишь незначительная часть великого Целого (Вселенной), а часть не может одолеть целое. Свобода выбора есть всего лишь осуществление велений самой природы. Природа, наделив человека ощущением, дала ему возможность в целях самосохранения выбирать полезное и избегать всего того, что гибельно для его существования. Выбирает не сам человек как личность, не его духовная организация, не его активная воля, а заложенная в нем природа. Выбор этот по существу не есть даже выбор в прямом, общеупотребительном смысле, так как он совершается строго необходимым образом в каждом конкретном случае благодаря физическим или механическим импульсам, вырабатываемым вещественными элементами, составляющими в силу необходимой преходящей комбинации человеческое тело. Эти элементы осуществляют свои действия в строгом соответствии с основными законами природы, их импульсы суть не что иное, как формы выражения жизни, активности самих естественных законов. Если каждый элемент в природе стремится к сохранению своего способа действия и избегает участия в ненужных ей комбинациях, то, следовательно, стремление человека к счастью есть закон природы, ибо счастье и есть самосохранение в течение максимально продолжительного времени в желательных условиях. Таким образом, чтобы быть счастливым, достаточно исполнять веления самой природы.
Но поскольку человек не слепой механизм, лишенный рассудка, он при исполнении велений природы руководствуется тем, что одни предметы он считает полезными для себя, другие же — вредными. А полезность или вредность предметов, которые могут влиять на способ существования человека, определяются хорошими или дурными качествами предмета или мотива, «который действует на наши чувства, или идея которого, запечатленная в мозгу, доставляется нам памятью» (там же, 211). Иначе говоря, когда при выборе происходит колебание, т. е. идет борьба двух материальных сил в организме, каждая из которых тяготеет согласно закону причинности к строго определенной группе, комбинации элементов и не может преодолеть сопротивление контрагента, тогда решающей, определяющей силой выступают идеальный мотив, мысль, знание, — одним словом, идеальная сила. «...Вид приятного предмета или мысль о нем побуждает нашу волю действовать, чтобы достать его...» (там же).
Как ни пытается Гольбах доказать, что материальные силы, материальные причины имеют лишь материальную основу и что в природе нет никаких идеальных сил, которые могли бы оказать действие на материальное тело, он незаметно в качестве арбитра тяжущихся материальных сторон выдвигает идеальную силу.
Идеи, в качестве знаний или заблуждений выраженные кем-либо, вторгаясь в мозг другого человека, являющегося объектом воспитания, производят в этом материальном, телесном органе различные физические модификации. Эти модификации обусловливают определенные действия. Дурные идеи таким способом приводят к пагубным последствиям, а истинные идеи обеспечивают людям счастье, согласовывая их поступки с неизменными и вечными законами природы и осуществляя правильный выбор.
Поэтому, заключает Гольбах, все дело в том, чтобы научить людей пониманию природы, просвещать их. Ключ к счастью, к добродетели, следовательно, обретается в храме знания. Так, в строгий ансамбль, составленный исключительно из материальных элементов и сил, вторгается идеальная сила, которая затем играет главенствующую роль в судьбах человека и общества. Идеальные мотивы, разум человека, его мысли, как самостоятельные причины, начинают руководить материальными процессами, берут верх над материальными элементами и их силами, направляя их действия по своему произволу. Именно в подходе к вопросу о сущности человеческих поступков, в подходе к проблеме свободы воли в полной мере раскрывается механизм идеалистического «грехопадения» французских материалистов, которое выразилось в формуле: «идеи правят миром».
Гольбаху не удалось научно-материалистически решить проблему свободы воли. Его свобода выбора, осуществляемая по велению природы и на основе ее законов, привела к пассивно-созерцательному взгляду на характер человеческой деятельности. Однако потребности эпохи, интересы поднимающейся буржуазии, чьим идеологом был Гольбах, обусловили очень широкое толкование положения о свободе выбора между добром и злом. Так, например, эту возможность выбора он доводит иногда до провозглашения права народов на восстание против существующего строя, если он противоречит интересам общества (см. 14, 172). Даже самые рьяные сторонники свободы воли из идеалистического лагеря, которые так часто и огульно клеветали на французских материалистов, никогда не доходили до провозглашения таких практически революционных лозунгов. Это объясняется тем, что философия французских материалистов XVIII в., несмотря на ее механистический характер, была мировоззрением исторически прогрессивного класса.
