— Да тут… — произнес великий князь, едва переступив порог палаты.
— Именно-с, именно-с, ваше императорское высочество, вы абсолютно верно изволили заметить — тут черт ногу перешибет, какое уж точные опыты проводить, изволите видеть, ваше императорское высочество, — опуская долу полные иронии глаза, выражая готовность во всякий момент немедленно поддержать под высочайший локоток собеседника, говорил управляющий, увлекая меж тем высокородного визитера к безостановочному движению…
Результат этого своеобразного маскарада превзошел расчеты и ожидания даже самого его устроителя: средства на строительство не только без волокиты были отпущены, но и обеспечены скорейшим освоением.
Действия капитана по Адмиралтейству столь же решительны. Правда, вступив в заведование Опытовым бассейном, Крылов не стал загромождать ни главный его зал, ни вспомогательные помещения. Напротив, прежде всего он приказал провести самую тщательную очистку их от всякого рода изобретений, особенно «секретных», имевших весьма высоких покровителей из числа морских, так и неморскпх чинов — выплачиваемые бассейном деньги ведь не пахли. "Например, изобретателя одной из обнаруженных Крыловым подводных лодок, которая, как только ее отвязывали от стенки бассейна, немедленно шла ко дну, патронировал министр путей сообщения Кривошеин.
Нажив таким образом немало недоброжелателей, если не тайных врагов, новый заведующий бассейном убедился, что сооружение возведено в бытность начальником управления заказчика его, вице-адмирала В.П. Верховского. Последний же, как было известно Крылову, «имел тот взгляд, что всякий подрядчик — мошенник, что цену надо сбивать как можно ниже, что все чиновники — взяточники, поэтому все постройки, при нем возведенные, были чисты и красивы снаружи и весьма непрочны по сути дела. Чиновники и инженеры его боялись, правду от него скрывали и во всем поддакивали, и получилось не «дорого да мило, а дешево да гнило».
Организовав работу при минимальных возможностях, Крылов продолжил хозяйское обследование бассейна на прочность: «Затем, при строжке парафиновой болванки, я обратил внимание, что машинист возится целый день над выверкой рельсов, подбивая их клинушками и кусочками латуни, чтобы сделать рельсы строго параллельными, ранее чем приступить к строжке.
Я приказал раскопать брус, на коем рельсы закреплены; оказалось, что нижняя его грань сгнила и что этот брус лежит не на сплошной стенке, а на тумбочках высотою около 60 см, возведенных на насыпном грунте… Оказалось, что насыпного грунта со сгнившей щепой — около 3 м толщины, и неизвестно, брусья ли покоятся на тумбочках, или тумбочки висели на брусьях, когда щепа сгнила».
Было также установлено, что из главного бассейна утекало 80 кубических метров воды ежесуточно, что ложе бассейна дало основательную усадку, и многое другое, препятствующее нормальной постановке опытов, обнаружилось. Пока бассейн не будет подвергнут кардинальной реконструкции, о развертывании намеченных научно-исследовательских работ не могло идти речи.
Срочно была составлена смета, перечни первостепенных работ и необходимого оборудования. Выведенные в документах суммы на намечавшиеся расходы помощники заведующего, зная манеру Верховского сокращать оные в три раза, советовали ему ровно на столько же увеличить.
«Я представил ему ведомость, — вспоминал Крылов, — со словами:
— Может быть, вашему превосходительству угодно будет рассмотреть копии счетов, на основании которых ведомость составлена?
— Ничего не надо, я знаю, что вы мне докладываете истинную правду. — И написал на ведомости: «Отпустить немедленно просимую сумму».
Мои помощники не хотели верить своим глазам».
Итак, Крылов на пороге великого дела, определенного ему самой судьбой России. Нелегка будущая ноша, выдюжит ли ее пусть и сильная его одаренная натура?
Вспоминая 1878 год, Крылов писал: «В то время паруса еще были живы, парусное дело во флоте процветало, хотя и были полуброневые крейсеры: «Генерал-адмирал», «Минин», «Пожарский» и «Герцог Эдинбургский», но все они несли громадный корабельный рангоут, и считалось, что они будут целыми месяцами крейсировать в океане и даже, не имея баз, сумеют истреблять морскую торговлю Англии.
В газетах шла горячая полемика между сторонниками крейсеров и сторонниками линейного флота.
Само собой разумеется, что мы, 15-летние юноши, в своих мечтаниях стояли за легкие, изящные, красивые деревянные клипера, у которых паруса были главным двигателем, а не за броненосные уродливые «утюги».
За прошедшие 22 года полемика не утихла. Наполнившись лишь другими исходными техническими данными, она стала еще горячей, то и дело вынося в крупные заголовки газетных полос все тот же вопрос: «Каким быть кораблю?»
Возглавленный профессором-математиком Крыловым Опытовый бассейн и должен был разрешить эту коренную флотскую проблему XX века.
Забегая несколько вперед, заметим, что советская метрология располагает мощным арсеналом ВНИИМ имени Д.И. Менделеева, а наш флот — ЦНИИ имени А.Н. Крылова. Правда, фасад первого украшает памятник его основателю, а у фасада второго лишь зарезервирована площадь для столь же благодарного дела, видимо.
Ноев ковчег, построенный, как шутливо говорил Крылов, «по непосредственным указаниям промысла божьего, был разделен на три просмоленных, то бишь водонепроницаемых, жилья».
Корабль XX века, возводимый человеческим разумом и руками, делится на сотни переборок. Корабль должен обладать заданной скоростью, грузоподъемностью, формами, остойчивостью, непотопляемостью, определенными габаритами, мощностью машин и многими другими качественными показателями.
Опытовый бассейн и призван был заранее ответить, какими должны быть технические параметры у замышляемого корабля. В противном случае, то есть тогда, когда что-то в корабле исполнено без предварительного точного осмысливания, он, как мы знаем из признания английского судостроителя, ведет себя неуправляемым диким зверем. Спущенный на воду, он может лечь на бок, переломиться надвое от небольшой волны, встать на дыбки или взбрыкнуться, уподобясь бычку-однолетке.
Итак, в январе 1900 года капитан Крылов встал во главе первого в России научно-исследовательского морского центра — Опытового бассейна. Несмотря на известный консерватизм тогдашнего главного инспектора кораблестроения генерала Кутейникова, последний, представляя капитана Крылова к новой должности, сумел преодолеть и консерватизм, и личную неприязнь. Слишком памятны были для генерала и его собственные отзывы об инженерных способностях мичмана, проходящего стажировку на Франко-Русском заводе, и последовавшие вскоре от англичан подтверждения его отзывам. Стоило ли не замечать слов о мичмане Крылове и его докладе в Лондоне, сказанные вице-президентом общества, знаменитым судостроителем В. Уайтом: «Я интересуюсь проблемой математического выражения движения корабля в море уже тридцать лет. Я изучил все статьи, посвященные этой проблеме… и я должен признаться, что мне еще не приходилось сталкиваться с такой ясной разработкой этой проблемы, какую мы видим в данной статье…»
