С.Щербаков: «Я однозначно настаивал, чтобы немедленно забрать Высоцкого. И не только потому, что тяжелое состояние, но и потому, что ему здесь просто нельзя быть. Нельзя! Федотов сказал, что это нужно согласовать с родителями. Сульповар позвонил. По-моему, он говорил с Ниной Максимовной, она сказала:
— Ребята, если нужно — конечно, забирайте!
Федотов вел себя почему-то очень агрессивно — он вообще не хотел госпитализации. Вначале ссылался на родителей, а потом говорил, что справится сам... Я говорю:
— Да как же ты справишься! Практически ухайдокал мужика!»
Щербаков предлагает привезти аппаратуру на дачу Высоцкого и там провести курс лечения на высоком уровне. Федотов был категорически против:
— Да вы что! На даче! Нас же всех посадят, если что...
Наконец пришли к согласованному решению — 25 июля Сульповар и Щербаков забирают Высоцкого в больницу. Когда человек в больнице, есть какая-то надежда...
Все разъехались. Янклович и Оксана остались на ночное дежурство...
Рано утром 24 июля приехала Нина Максимовна. Уехал на работу Янклович. Оксана сходила на рынок, купила клубнику и покормила Владимира ягодами со сливками. До этого Оксана никогда не оставалась при Нине Максимовне, и Владимир был очень рад тому, что они вместе возле него.
Оксана: «Кто-то пришел, надо было сделать чай... А Нина Максимовна говорит:
— Нет-нет... Я сама сделаю... Вы идите к Володе...
Володя ходил, стонал, кричал... И я ходила вместе с ним...
Потом я сделала теплую ванну — это снимает «ломку»... Его же ломало, он все время метался, он места себе не находил...»
Во второй раз за эти дни В.Абдулов вырвался из Днепропетровска, где МХАТ был на гастролях: «Прилетел еще в первой половине дня, сразу поехал к Володе. Он нормально ходил... Ну, нормально для его состояния. Но все время хватался за сердце. Я говорю:
— Ну, Володя, уж сердце у тебя было самым крепким органом — и ты видишь, что творится!
— Ну, хорошо... 27-го у меня последний «Гамлет», после этого сразу поедем в Одессу — и все будет в порядке...
Потом приезжали люди от космонавтов... Я вышел на улицу, встретил их... Сказал, что Володя плохо себя чувствует, что он сегодня не сможет...»
В это время на орбите работали космонавты Леонид Попов и Валерий Рюмин, а 23 июля произведен запуск корабля с Виктором Горбатко и вьетнамским космонавтом Фам Туаном. На своем последнем концерте в ЦУПе 16 июля Высоцкий обещал выступить в сеансе прямой связи. Ясно, что ни о каком выступлении Высоцкого в этот день речи быть не могло...
Настроение и состояние от совсем плохого менялось к более-менее терпимому, и тогда появлялась жажда деятельности. По утверждению режиссера В.Аленникова, Высоцкий 24 июля был на «Мосфильме», куда приехал по поводу «Зеленого фургона».
Бабек Серуш: «За день до своей смерти Володя позвонил мне: "Бабек, приезжай! Мне так плохо!" Он так это сказал! Это шло у него изнутри. Сразу я не мог к нему приехать...»
24-го вечером дома с Высоцким были мать, Абдулов, Янклович и Оксана, после шести приехал Федотов.
Оксана обратила внимание Федотова на то, что Владимир все время хватался за сердце:
— Толя, у него болит сердце...
— Да ладно, он такой здоровый — еще нас с тобой переживет.
Высоцкий во время этого разговора сидел в кресле и держался правой рукой за сердце:
— Я сегодня умру.
— Володя, что ты всякую ерунду говоришь?!
— Да нет, это вы всякую ерунду говорите, а я сегодня — умру.
В 10 часов ушла Нина Максимовна. Владимир проводил ее до дверей, попытался успокоить: «Мамочка, все будет хорошо...» В 11 ушел Абдулов. После их ухода поведение Высоцкого стало беспокойным: он стал метаться, бегать по квартире, кричал, опрокидывал стулья... А этажом ниже обитала семья известного уролога Е.Мазо. Они звонили несколько раз по телефону и требовали угомониться, т. к. завтра предстояла сложная операция. Янклович предложил связать беспокойно метавшегося Владимира.
Э.Володарский: «Он ведь тогда рвался убежать из дома. Они его поймали между вторым и третьим этажом, догнали, там драка была. Они его избили, затащили обратно. Мне многие люди говорили, что в Москве в это время открыли пункты скорой наркологической помощи. Несколько десятков пунктов по Москве. Туда наркоман являлся в полном отчаянии, если он нигде не мог достать наркотики. И ему там говорили: «Сейчас поможем, сейчас все сделаем, сейчас все вколем, только скажи, где раньше брал». И Володя бы их заложил за милую душу. Потому что муки, которые, наверное, человек при этом испытывает, такие, что никакое похмелье с этим не сравнится. Они боялись, что их посадят. Вот чего они боялись!»
Оксана: «От него все, действительно, устали... Янклович с Федотовым взяли и привязали его простынями... Ну, как привязали... Прибинтовали простынями к узкой тахте, чтобы он не рвался.
Я сижу, плачу над ним. Володя успокоился, я его отвязываю... И вдруг он открывает глаза — абсолютно нормальные, ясные...
— Оксана, да не плачь ты. Пошли они все...
А потом.
— Вот я умру, что ты будешь тогда делать?
— Я тогда тоже умру...
— Ну, тогда — ладно... Тогда — хорошо...»
Федотов сделал успокаивающий укол и уехал: «Я поехал на Бауманскую — к своей знакомой... Пробыл там часа два, а потом вернулся на своей тачке...»
Почти в полночь пришел Аркадий Высоцкий. В этот день у него было собеседование в институте, и ему объявили, что он не поступил. Сын пришел посоветоваться с отцом по этому поводу. Дверь открыл Янклович, и Аркадий успел увидеть отца в глубине коридора... Хотел войти, но Янклович настойчиво вытеснил его на лестничную площадку.
А.Высоцкий: «Янклович откровенно говорил, что отец колется, он не считал нужным от меня это скрывать... Минут десять мы постояли... Он сказал, чтобы я не волновался... Чтобы спокойно шел домой, а утром позвонил... Это было, наверное, уже ночью — часа за четыре до смерти отца...»
Это был самый короткий день в жизни Владимира Высоцкого.
Около часа ночи к своей подруге уехал Янклович. Остались втроем: Высоцкий, Федотов и Оксана. Высоцкий ходил по комнате, спать не ложился. Все вместе поднялись к Нисанову, просидели там почти до двух часов и вернулись к себе. Через полчаса Нисанову позвонил Федотов, попросил принести шампанское для Высоцкого. Нисанов спустился и увидел, что Высоцкий затеял жарить яичницу. Потом он попросил водки. Федотов налил ему и себе: «Я, честно говоря, тоже с ним засадил... Рюмочку. Но я же измотанный, уставший — слабость...»
