Наконец, приехали. Увидели большой дом, сложенный из самана. Деревьев в Казахстане мало, дерево очень дорогое. Встретила нас большая толпа взрослых казахов и детей. Сначала поехали на кладбище, проведали покойного, помолились. Потом вернулись в поселок. Зазвали меня в комнаты. Удивился я – нет ни столов, ни стульев. Посадили на кошму и стали угощать. Рядом со мной сидели одни мужчины – по мусульманскому обычаю. На низеньком столике появилось мясо. Вот здесь я впервые узнал, что такое бешбармак. Это жирное баранье мясо. Его не режут, а подают целиком, а потом рвут руками на куски и едят. Дали и мне – ни ложек, ни вилок не полагается. Только руками. Стал я есть и чуть не захлебнулся от жира. Жир течет по рукам, по губам, по подбородку. Эх, увидела бы меня женушка! То-то бы отругала по-казачьи!
Ели до полного насыщения и изнеможения. Я ел все, что подавали, хотя давно уже был сытым, никогда в жизни я не ел столько мяса за один присест. Запивали сурпой — это бульон из-под баранины, заправленный луком, сливками и овечьим сыром.
Вернулись домой мы уже ночью. Михаил Александрович стал расспрашивать. Это было неожиданно. Шолохова интересовали все подробности, но главное – не отказался ли от угощения и как себя вел. Когда я сказал, что съел все, что мне давали, хотя от избытка жира меня потом мутило всю дорогу, Шолохов вдруг расчувствовался и сказал:
– Сережа, спасибо тебе большое! Молодец ты, что не отказался, все вытерпел по-геройски! Ты понимаешь, если бы ты отказался, какая бы это была обида для хозяина. Ведь он специально зарезал самого лучшего барана. У казахов свои национальные обычаи, и нам нужно их уважать. Мы ведь гости, а они хозяева. Как говорится, в чужой монастырь со своим уставом не ходят.
Я не ожидал, что получу благодарность от Шолохова не за благополучную поездку (а она была не из легких), а совсем по другой причине.
А Шолохов продолжал:
– Я эти обычаи уже немного знаю. Тебя мутило от бараньего жира, а мне как почетному гостю один раз дали бараний глаз, и я должен был его съесть. Представляешь? Хозяин сказал, что я, когда съем этот глаз, стану очень зорким, и это поможет мне в охоте и в жизни. Отказываться нельзя. И я, скрепив сердце, съел этот бараний глаз, будь он неладен. Хорошо еще, что он вареный, а не сырой. Ну что же? Видеть я, конечно, лучше не стал, но был доволен, что преодолел себя ради этикета.
Когда я поступил работать к Михаилу Александровичу, то первое задание, которое я получил от него: покрасить алюминиевую лодку «Казанку» и лодочный мотор «Вихрь» в зеленый цвет. Это, конечно, для маскировки. У него и деревянные лодки были покрашены неяркой зеленой краской. Ну, а вообще Михаил Александрович действительно любил зеленый цвет. Говорил: «Природу напоминает и глаз отдыхает».
Поглядев на нашу одежду (мою и шофера Гурова Виктора Алексеевича), Шолохов сказал: «Это не годится. Вы – как черные вороны в жнитве. Надо вам другую одежку». И скоро мы получили из райпотребсоюза спецодежду (куртку и брюки) зеленого (защитного) цвета. У него самого охотничья одежда была исключительно зеленого цвета: фуфайка, гимнастерка, брюки, фуражка. Значит, Михаил Александрович любил зеленый цвет. И не только когда охотился.
Михаил Александрович с Марией Петровной часто ездили на рыбалку на Хопер. Места там дикие, рыбы было тогда много. Любимое место Михаила Александровича – «Под вязами». Это между Букановской и Пустовским. В большой глубокой зеленой котловине раскинулись могучие вязы. Здесь разбивали палатку, здесь помещались все запасы и инструмент. Старая повариха Шолоховых Анна Антоновна («тетя Нюра») хлопотала здесь над обедом. Тут же, на берегу Хопра, стояла привезенная из Вешек деревянная лодка-плоскодонка.
Один раз Михаил Александрович с Марией Петровной рыбалили с утра на сазанов, но рыба не клевала. Сторожкий сазан не хотел брать наживку. Чтобы не скучать, Шолоховы ловили еще на поплавочные удочки на небольшой глубине. Ловил каждый себе, и поймали Шолоховы мало: несколько окуньков, плотвичек, ершей. А за излучиной рыбалил заядлый рыбак Выпряжкин Спиридон Никифорович.
Мария Петровна уже успела сходить к Выпряжкину и «докладывала» Михаилу Александровичу:
– А знаешь, Миша, Спиридон-то – наловил. У него и подшещики, и язи, и даже один сазанчик килограмма на три в сетке барахтается. Сама видела. Вот ведь какой умелый да везучий.
Шолохов на это отвечал:
– Да, Маша, Спиридон хорошо поднаторел на рыбной ловле, зубы съел на этом деле. Можно сказать – профессор.
Подумал и прибавил:
– Знаешь, Маша, поедем-ка на ту сторону. Авось и нам повезет. Может, сазанчика подцепим. Утрем-ка мы нос этому «профессору» Спиридону.
Он позвал меня (я в это время возился с машиной) и сказал:
– Сережа, перевези-ка ты нас с Марией Петровной на ту сторону. Тут что-то не ловится, попробуем там.
Мы сели в лодку, и я повез Шолоховых через Хопер. Высадил их у ямы и погреб назад. Приехав, опять стал возиться с мотором (барахлило зажигание).
Прошло не больше получаса, и небо вдруг потемнело. Откуда-то появились тучи, и стал кропить мелкий дождик. Потом дождь стал гуще. Судя по всему, дождь становился обложным, скоро не перестанет. Шолохов, видно, тоже определил, что дождь обложной, и вот он уже кричит с другого берега:
– Сережа, езжай, забери нас, мы уже намокли.
Я погреб через Хопер. Между тем дождь усилился, он уже лил как из ведра. Когда я перевез Шолоховых, мы все были мокрые до нитки. Ведь никто не взял с собой ни плащей, ни накидок. Шолохов чертыхнулся:
– Вот и наловили… Хотели Спиридона посрамить. Вот Бог и наказал нас за гордыню. А все ты, Маша, виновата. Слишком уж ты завистливая. А вот теперь будем есть рыбу Спиридона. Не знаю, как ты, а я переживаю. В иждивенцы мы с тобой записались, Маша. Спиридон теперь совсем нос задерет. Он, конечно, вслух ничего не скажет, а про себя подумает: «Дармоедов я, этих Шолоховых кормлю. Один с сошкой, а семеро с ложкой».
Но все понимали, что Шолохов шутит. Он был жизнерадостным от природы, и неудачи на охоте или на рыбалке не очень отражались на его настроении. Хотя равнодушным его тоже нельзя было назвать, он все-таки, как всякий охотник и рыболов, был азартным человеком.
Вообще, Михаил Александрович очень любил веселую шутку. Он часто подшучивал над своими близкими и знакомыми. Я вспоминаю, как он рассказывал о своей поварихе Анне Антоновне. Якобы она понравилась одному богатому казаху, и он предложил за нее выкуп – 10 баранов. «А мы, – продолжал Шолохов, – сказали казаху, что донские казачки не продаются. А потом все время боялись, что влюбленный казах ее украдет». Надо добавить, что «невесте», о которой говорил Шолохов, уже сравнялось семьдесят лет. Все смеялись, в том числе и сама «невеста».
