Наконец-то появился и сам синьор Труцци. Выглядел он бледнее обычного, под глазами темнели круги от бессонной ночи. Однако держался он с достоинством. Поддубный с искренним интересом следил за ним краем глаза. Итальянец поколебался несколько секунд, затем «приклеил» на лицо свою обычную любезную улыбку и все же подошел к Ивану.
– Доброго дня, Иван Максимович, – поприветствовал он лучшего атлета цирка так, словно вчера между ними ничего особенного и не произошло.
– Доброго здоровья, синьор Труцци, – отвечал Поддубный, не прерывая своих силовых упражнений.
– Я не стану спрашивать, передумали ли вы. Вижу, что нет.
– Тут вы угадали.
– А вот сказать кое-что скажу. Помните того букмекера, которого вы в моем кабинете застали?
– Это когда? К вам часто букмекеры заглядывают, – хитро ответил Иван.
– Вчера вечером. Так вот, полиция нашла его сегодня утром повешенным в квартире, которую он снимал. Прохожие через окно веревку заметили.
Поддубный остановился, снял гири с шеи.
– Вот как, значит?
– Уж не знаю, сам ли он голову в петлю сунул или помогли ему. Думаю, дружки, которые с ним работали, его и повесили. Он, между прочим, больше всего ставок на вашу победу принимал. Но деньги таинственным образом из квартиры исчезли. Сейчас с этим полиция разбирается. Хорошо, что хоть я успел с ним рассчитаться.
– Жаль человека, – искренне вздохнул Поддубный. – Вот поэтому я и не хочу в эту грязь лезть. Пусть все будет по-честному.
Проходившая мимо цирковая дива сверкнула Ивану глазами и тут же отвернулась.
Кроме борца Паппи из Одессы приехал выступить и знаменитый клоун и дрессировщик Анатолий Дуров. О нем Поддубный был хорошо наслышан. Дуров много путешествовал по городам Российской империи, и везде его выступления пользовались огромным успехом. Он не был похож на других дрессировщиков, сама дрессура животных его мало занимала. Анатолий называл себя «королем шутов, но не шутом королей». Животные в его выступлениях играли лишь вспомогательную роль. Он сам писал для себя блистательные монологи в жанре политической сатиры, с которыми обращался к залу и к животным, разыгрывал перед публикой целые спектакли. На острого на язык шута точили зуб многие облеченные властью люди, но связываться с ним из-за его популярности боялись.
Поддубный не раз видел афиши Дурова, а потому сразу узнал щеголеватого молодого мужчину в строгом сюртуке и галстуке-бабочке, когда тот выбирался из пролетки. В Севастополь он прибыл вместе с борцом Паппи, а из дрессированных животных прихватил с собой всего одного поросенка, причем вез его не в клетке, а нес на руках. Так, словно он был декоративной собачкой или котиком.
Дуров с Паппи пошли устраиваться в гостиницу, а Иван продолжил тренировку. Однако вскоре его вновь потревожили. Итальянский борец вместе с «королем шутов» подошли к нему сами, представились, назвался и Иван.
– Должен снять перед вами шляпу, – Анатолий Дуров по-театральному снял несуществующую шляпу и, размахивая ею, глубоко поклонился.
– А в чем дело? – поинтересовался Поддубный.
– Нам рассказали о вашем поступке. Очень достойно, – расплылся в улыбке Дуров. – Это, наверное, лучший номер, поставленный в здешнем цирке: «Пожирание контракта».
Дуров намеренно говорил громко, будто стоял не во дворике, а на манеже. «Король шутов» со своей популярностью мог себе такое позволить. Ведь синьор Труцци сам пригласил его на выступление, и знаменитого паяца еще долго пришлось уговаривать приехать в Севастополь.
– Я бы хотел пожать вам руку, – заговорил Паппи, протягивая Поддубному мощную ладонь.
Когда мужчины сжали пальцы, каждый из них как бы хотел показать свою силу. Итальянский борец продолжил:
– … Мне не всегда хватает решимости на подобные поступки. Хотя иногда так хочется такое сделать! Итак, сегодня у нас «шике» ли «бур»?
– Только «бур», – предупредил Иван.
– Это я и ожидал от вас услышать.
– Посмотрите мое сегодняшнее выступление. Обещаю, что будет весело, – предложил Дуров, напяливая поросенку на голову фуражку, подозрительно напоминающую головной убор полицейского чина. – Ну-ка, маленький мой, побегай немного.
Анатолий опустил поросенка на землю, тот принялся резво и бесцеремонно шнырять по цирковому двору, вынюхивая съестное и радостно попискивал, выпрашивая еду у артистов.
– Пока это еще маленький свин, – Дуров не сводил глаз со своего четвероногого помощника в полицейской фуражке. – Но уже такой наглый. Представьте, что из него получится, когда он вырастет?
Показав еще несколько удачных шуток-постановок с поросенком, Дуров отправился погулять по городу, а Паппи заперся у себя в номере, чтобы размяться после дороги.
Эмилия, как и большинство женщин, не отличалась последовательностью, она сама на глазах у всех подошла к Ивану и, чувствуя его волнение перед схваткой, решила подбодрить – поцеловала в лоб и пожелала победы…
Поскольку соревнование борцов предусматривалось во втором отделении, за первым Поддубный мог спокойно наблюдать, стоя в проходе, через который артисты выходили на манеж. Каждого из них напутствовал синьор Труцци. Выступили клоуны, жонглеры, ходила по натянутому канату и рассылала воздушные поцелуи Эмилия, факир творил чудеса. И наконец коверный объявил выход Дурова. Анатолий подмигнул Ивану, как доброму приятелю, помощник передал ему поросенка. Поддубный не успел разглядеть, во что одето животное, но это явно была не полицейская фуражка. Под восторженные крики зрителей Дуров вышел на манеж и, подняв руку, низко поклонился. Двое ливрейных тут же вынесли письменный стол и стул с высокими ножками. Анатолий выпустил поросенка, предварительно надев ему кучерявый черный парик. Тот пробежал пару кругов, а затем ловко вскочил на стул и устроился за столом, как человек, упершись в столешницу передними копытами. В зале на некоторое время воцарилась тишина, а затем артисты, стоявшие в служебном проходе, стали перешептываться.
– Да ведь это же синьор Труцци!
– Точно, он. Вылитый!
Вскоре пошли смешки и в зале. В поросенке однозначно угадывался владелец цирка. Достаточно было двух штрихов: характерной шевелюры и известного всему городу темно-синего сюртука, обшитого золотистыми галунами. Синьор Труцци стал нервно оглядываться на своих артистов, которые давились смехом, зажимая себе рты. Однако вскоре понял, что лучшей тактикой будет рассмеяться и самому.
Дуров выждал, пока публика успокоится, и поинтересовался у поросенка:
– Ты нам обещал, что во втором отделении будет соревнование борцов – Патти и Поддубного?
Свин часто-часто закивал, чуть ли не упираясь рыльцем в стол.
