«В ту же ночь были замечены две русские военно-морские шлюпки к югу от мыса Кикинеиз, с которыми экипажи двух катеров, т. е. Ленци — Монтанари и Тодаро — Пасколо, завязали бой, обстреляв их из ручных пулеметов Русские на шлюпках были вооружены пулеметами и автоматами. Бой на дистанции 200 метров длился около 20 минут Наши катера получили небольшие повреждения, а сержант Пасколо потерял при этом левую руку «.
И все. Просто напросто констатируется факт, что два итальянских торпедных катера «завязали бой» с двумя русскими шлюпками, при этом катера получили повреждения, а один из сержантов был ранен. Ничего не скажешь, кратко, однако далеко не все здесь ясно. Читателю ничего не сообщается о том, как проходил этот необычный (два торпедных катера против двух шлюпок) бой, что стало с русскими шлюпками, успокоились ли союзники гитлеровцев на том, что их катера получили «небольшие» повреждения, а некто Пасколо потерял руку В Боргезе предпочитает умалчивать о всех этих «деталях», хотя они далеко не маловажны.
Что же, попытаемся, опираясь на воспоминания участников и официальные документы, восстановить истину и рассказать правду об этом бое, приводя детали которые обходит молчанием В. Боргезе в своей «Десятой флотилии».
После ухода в начале июня 1942 года из Севастополя на Тамань группы батальонного комиссара В. С. Коптелова в осажденном городе осталась часть разведчиков во главе с командиром отряда старшим лейтенантом Федоровым.
Старший лейтенант Николай Федоров был назначен к нам командиром в конце 1941 года, после героической гибели капитана В. Топчиева. Молодой (ему в ту пору едва минуло двадцать пять лет), с русым чубом, выбивающимся из под лихо сдвинутой на правое ухо пилотки, старший лейтенант до прихода в наш отряд командовал подразделением разведчиков одной из частей Приморской армии В Севастополе он воевал с первых дней обороны и зарекомендовал себя дерзким и инициативным [91] разведчиком. В базе, в перерывах между рейдами в тыл врага, мы почти всегда видели своего командира веселым, улыбающимся. Вечерами, если удавалось выкроить час другой времени, свободного от многочисленных отрядных забот, Федоров непременно заглядывал в школу, где размещался личный состав отряда. В класс, куда он заходил, набивались все не занятые по службе матросы и старшины. Слышались веселые шутки, на которые сам командир был, казалось, неистощим, дружный смех, песни Но, несмотря на свой веселый нрав и товарищеские отношения с подчиненными, Федоров, когда это было нужно, умел быть строгим и требовательным И, если случалось, что кто-нибудь из разведчиков допускал какую-то оплошность по службе или нарушал дисциплину, уже самый разговор на эту тему со старшим лейтенантом был для провинившегося немалым наказанием Федорова уважали за его смелость в бою, любили [92] за общительность и веселый характер, но вместе с тем и побаивались. Все это и определяло высокий авторитет командира среди личного состава отряда, что было очень важно в дни тяжелых испытаний, выпавших на долю как наших товарищей, оставшихся в Севастополе, так и всех защитников города-героя в период третьего вражеского штурма.
...Заняв во второй половине мая Керчь и, как им казалось, достаточно прочно закрепившись в Крыму, гитлеровцы начали сосредоточивать свои силы под Севастополем. К уже стоявшим здесь войскам враг подтягивал все новые дивизии и полки, доведя к началу третьего штурма общую численность своих войск до двухсот тысяч солдат и офицеров. Эту огромную армию поддерживали свыше двух тысяч орудий и тяжелых минометов, четыреста танков, девятьсот бомбардировщиков, истребителей и вспомогательных самолетов 8-го авиационного корпуса генерала Рихтгофена. Для осуществления морской блокады Севастополя противник выделил более ста пятидесяти самолетов, несколько десятков подводных лодок и торпедных катеров, в число которых входили и корабли итальянской 10-й флотилии.
Только создав многократное превосходство в живой силе и боевой технике, гитлеровцы решились предпринять новый штурм Севастополя.
Ранним утром 2 июня 1942 года сотни «Ю-87» и «Ю-88» в сопровождении истребителей начали ожесточенную бомбежку позиций защитников города и самого Севастополя. Шестнадцать часов подряд «висели» в тот день в небе, сменяя друг друга, эскадрильи вражеских самолетов. Налет авиации сопровождался одновременным артиллерийским обстрелом.
Это было началом третьего штурма города-героя.
В последующие дни гитлеровцы повторяли такие же многочасовые массированные авиационные и артиллерийские налеты, хвастаясь потом, что только за пять дней, со 2 по 7 июня, они сбросили на Севастополь 46 тысяч фугасных бомб и выпустили более 100 тысяч снарядов.
Враг лелеял надежду, что теперь-то ему удастся сломить севастопольцев и взять город. Однако — в который уже раз! — гитлеровцев ждало разочарование. Лишь только противник начал наступление, как перепаханная [93] бомбами и снарядами севастопольская земля, где, казалось, не могло уже остаться ничего живого, встретила лавины гитлеровцев огнем артиллерии, пулеметов и автоматов. Нередко то на одном, то на другом участке фронта бои переходили в яростные рукопашные схватки. Вражеские атаки захлебывались...
В эти решающие дни обороны города наше командование особенно нуждалось в разведывательных данных о противнике. Разведчики нашего отряда не раз пытались перейти линию фронта, чтобы побывать в тылу врага. Однако многие из этих попыток оказались обреченными на неуспех. Двести тысяч гитлеровцев, сосредоточенных под Севастополем, чуть ли не плечом к плечу стояли, окружив «пятачок» Севастопольского оборонительного района. Пройти незамеченным через вражеский передний край было невозможно, казалось, даже мышонку.
Но данные о противнике все же были необходимы. И старший лейтенант Федоров предложил: если в тыл гитлеровцев трудно пройти по суше, почему не попробовать сделать это со стороны моря?.. Командование одобрило его план. И вечером 17 июня из Балаклавской бухты в море вышли на веслах две шлюпки — шестерка и четверка с восемнадцатью разведчиками. На шестерке, кроме командира отряда старшего лейтенанта Николая Федорова, шли два друга-пулеметчика матросы Александр Иванов и Иван Панкратов, загребными сидели бывший боцман приданного отряду катера старшина 2-й статьи Георгий Колесниченко, с виду не такой-то уж сильный человек, у которого, однако, в отряде не было соперников по гребле (сейчас он плавает капитаном на одном из торговых судов), и старшина 2-й статьи Анатолий Кулинич. Старшим на четверке шел младший лейтенант Сергей Мельников. До прихода в отряд он воевал под Севастополем в одной из бригад морской пехоты. Был дважды ранен за время обороны, но категорически отказался эвакуироваться на Большую землю, утверждая, что лучшим врачом для него является севастопольский воздух. А в действительности он просто опасался, что после эвакуации ему уже не удастся возвратиться в семью своих боевых друзей. В числе восемнадцати были также старшина Василий Квашенкин, младший сержант Юсуп Исмаилов, старший матрос Виктор Новицкий, матрос Всеволод Пашков и другие. [94]
