Однако для уравновешивания влияния Маленкова и Берии, ставшего главой объединенного МВД, близкий к Хрущеву Булганин был назначен министром обороны. Это назначение сыграло важнейшую роль в успехе заговора против Берии.
Бериевская перестройка и ее крах
Хрущев в своих мемуарах утверждает, что Берия в ходе дележа портфелей у гроба Сталина добивался поста главы объединенного МВД. Серго Берия оспаривает рассказ Хрущева: «В марте 1953 года мой отец… возглавил МВД СССР… Никакого желания идти на эту должность у отца не было. К сожалению, в своих нашумевших мемуарах Никита Сергеевич Хрущев не написал, как в течение нескольких дней просидел у нас на даче, уговаривая отца после смерти Сталина: «Ты должен согласиться и принять МВД. Надо наводить там порядок!» Отец отказывался, мотивируя это тем, что чрезмерно загружен оборонными вопросами. Но Политбюро все же сумело настоять на своем. Аргументы оппонентов отца были не менее вескими: он в свое время немало сделал для восстановления законности в правоохранительных органах, а сейчас ситуация такая же и требует вмешательства компетентного человека. Отец был вынужден согласиться.
Думаю, это все делалось с дальним прицелом – списать в будущем все грехи на нового главу карательного ведомства. Надо ведь было как-то объяснять народу и довоенные репрессии, и последующие преступления Системы. А отец, как признавался впоследствии сам Хрущев, действительно оказался удобной фигурой».
К сожалению, нет никаких документов, позволяющих прояснить вопрос, действительно ли Берия сам стремился встать во главе нового объединенного МВД или согласился на это назначение только под давлением других членов руководящей «четверки». Свои резоны есть и у той, и у другой версии. С одной стороны, Берия действительно мог стремиться поставить под свой контроль столь мощный инструмент, каким являлось карательное ведомство. Пост руководителя МВД вроде бы давал ему серьезные козыри в борьбе за перераспределение власти в рамках «четверки». С другой стороны, существовали веские доводы и за то, чтобы не стремиться занять это кресло, памятуя, что почти все предшественники во главе НКВД-МГБ либо умерли не своей смертью (Ягода, Ежов), либо к тому времени сидели в тюрьме в ожидании почти неизбежной казни (Абакумов). Да и непосредственного предшественника Берии, бывшего главу МГБ Семена Денисовича Игнатьева, от репрессий спасла только развернувшаяся борьба за власть. Лаврентий Павлович был настроен если не расстрелять, то посадить Семена Денисовича за фальсификацию «дела врачей» и дела ЕАК, но не успел. К тому же само по себе МВД, как и прежде НКВД, никаких серьезных акций никогда не предпринимало. Для таких акций всегда требовалась предварительная санкция высшего политического руководства, а точнее – Сталина. Да и «смену караула» в карательном ведомстве Иосиф Виссарионович за свою жизнь проводил целых четыре раза, и никаких серьезных проблем при этом для устойчивости его власти не возникало. Правда, оказавшись во главе МВД, Берия мог надеяться, что против него самого это ведомство действовать не будет. Однако опыт прошлого говорил, что потерявшего доверие Сталина руководителей НКВД-МГБ либо сначала перемещали на другой, менее значительный пост, а потом арестовывали (Ягода, Ежов), либо даже сразу снимали и арестовывали (Абакумов). Дело в том, что у руководителей НКВД на самом деле никакого реального выбора не было. Отказаться подчиниться решению Политбюро о снятии с поста для них было равносильно объявлению мятежа. Но сил для государственного переворота у НКВД-МГБ, при всем могуществе этого ведомства, не было. Красная Армия справилась бы с войсками НКВД, а кремлевская охрана (в 1953 году входившая в состав Главного управления охраны) лишь номинально подчинялась главе карательного ведомства, а фактически контролировалась лично Сталиным. Однако и тут следует сделать важную оговорку. Такое положение с карательными органами сохранялось при Сталине, в условиях жестко отлаженной вертикали единоличной власти. После его смерти, в условиях коллективного руководства, не было одного общепризнанного вождя. Между членами «четверки» шла подковерная борьба за власть. Тут такое сильное ведомство, как МВД, могло на некоторое время получить самостоятельное значение, так как эффективного контроля сверху за его главой – членом верховной «четверки» – все-таки не было.
Берия также мог стремиться возглавить МВД, чтобы сделать его одним из орудий задуманных им реформ. Ведь возглавляемый им Спецкомитет, при всем своем видимом могуществе, никакой политической роли не играл, оставаясь по сути гигантским хозяйственным суперминистерством.
Версия же Серго Берия может быть справедлива только в том случае, если предположить, что Хрущев и его коллеги по Президиуму ЦК с самого момента смерти Сталина предполагали обвинить Лаврентия Павловича в заговоре с целью свершения государственного переворота и расправиться с ним. Если заявить, что глава Министерства внутренних дел пытался совершить государственный переворот, то это будет звучать вполне убедительно для широкой общественности. Ведь МВД – министерство силовое, к тому же народ полицию обычно не любит. Совсем другое дело заявить, что государственный переворот планировал совершить глава некоего таинственного Спецкомитета, о подлинном характере деятельности которого в стране знали считаные десятки людей. Да даже те, кто знали, чем Берия занимается, вряд ли бы в легенду о подготовке переворота поверили. Каким образом тогда Лаврентий Павлович этот переворот мог бы совершить? Ведь даже атомную бомбу на Кремль ему бы сбросить никак не удалось. Запас ядерных боезарядов он не контролировал.
Но версия Серго Берия, повторю, имеет право на существование только в том случае, если Хрущев, Маленков и другие наследники Сталина с самого начала собирались устранить Берию. А такое предположение представляется весьма маловероятным. Ни Георгий Максимилианович, ни Никита Сергеевич в день смерти Сталина не могли иметь никакого понятия о том, что Лаврентий Павлович собирается начать далеко идущие реформы, которые поставят под угрозу стабильность существующей политической системы, и тем самым вынудит коллег по Президиуму ЦК предпринять решительные меры по их устранению. Да и сам расклад в Президиуме ЦК в последние часы жизни Сталина, когда наследники распределяли посты, еще был далеко не ясен. Могли быть разные комбинации, в том числе и блок Маленкова и Берии с Хрущевым по каким-то конкретным вопросам. Стоит учесть, что вплоть до ареста Берия поддерживал с Хрущевым вполне нормальные, почти дружеские отношения, и Никита Сергеевич совсем не обязательно должен был издавна видеть в нем своего опаснейшего врага, как он представляет это в мемуарах. Позднее, на июльском пленуме, на котором клеймили Берию, Никита Сергеевич утверждал, что дружба с Берией была притворной, что таким образом он только хотел выявить коварные замыслы Лаврентия Павловича.
