Зима только начиналась. Едва ложился снежок, по всей дороге была глубокая слякоть. Между гор внизу лежал синий Ярфьорд. Вдоль него были разбросаны знакомые цветные домики — хуторские, но похожие на дачки. Чаще красные, иногда зеленые, синие или желтые, всегда с белыми наличниками окон. Перед каждым домом, по скандинавскому обычаю, были белые флагштоки, а на некоторых уже трепетали национальные флаги: на тёмнокрасном фоне синий, окантованный белым крест.
Кое-где встречался крестьянин с лошадью и подводой, но скота нигде не было видно.
На хвосте огромной движущейся советской военной махины мы спустились — я спустился — к норвежскому фьорду[325]. Мы проехали еще немного вдоль него и остановились у небольшого двухэтажного выцветшего желтого домика на левой стороне от дороги. Это была школа. В ней помещался штаб нашего 131-го стрелкового корпуса. Генерал вышел из машины и пошел к крыльцу. Вдруг, оглянувшись на меня, он спросил:
— Где Ваши погоны?
Я говорю: «Не успел пришить».
— Пришить, пока я хожу!
Как их тут, к черту, пришьешь? Я остановил солдата, который сворачивал себе козью ножку, и спросил иголку и нитки. У солдата всегда с собой есть шитье — куда же без него? Он дает мне иголку и моток голубых шелковых ниток. Спрашиваю:
— Откуда шелковые нитки? Взял у местных жителей? Как не стыдно! Они тут страдали в оккупации, мы их освободили, а ты воруешь!
— Как — освободили? А я считал — раз за линией фронта, то враги! Я говорю: «А политзанятия перед вступлением в Норвегию у вас были?»
— Были.
— И что же вы проходили?
— Четвертую главу «Краткого курса» (сталинской истории партии). Я голубыми нитками пришил погоны. Вышел генерал:
— Погоны есть? Поехали.
Мы покатили дальше. Остановились у бурной, широкой реки Паз (Патсойоки). Тут был большой железный мост, взорванный немцами перед отходом. Он стоял, вздыбленный с двух сторон, с провалом в середине.
Генерал послал адъютанта в соседнюю часть, где ему дали для переправы амфибию. Это легковой автомобиль, встроенный в металлический футляр-понтон поверх колес (или гусениц), так что спереди, сзади и с боков получаются плоские скошенные выступы, как бывает на носу моторной лодки. Позади лодочный винт.
Генерал сел с водителем, сопровождающие сели на задние сидения, а мне пришлось лежать на покатом хвосте на месте автомобильного багажника. Амфибия подползла к реке, плюхнулась в воду, лихо переправилась на другую сторону, так же лихо въехала на противоположный довольно крутой и скользкий берег и дальше вырулила на шоссе. Здесь генералу подали другой «виллис». Дорога шла через хвойный лес. Эта часть Норвегии приветливее Кольского полуострова, покрытого только тундрой. За Патсойоки начинаются леса[326].
Дорога была асфальтирована. В одном месте мы въехали во что-то белое, густое и вязкое. Оказывается, здесь вдоль шоссе тянулись армейские продовольственные склады, которые немцы, уходя, сожгли. Сгущенка, а местами и сало растеклись по дороге. У этого белого потопа кое-где стояли наши Иваны и ковыряли эту массу штыками. Мы проехали по ступицу в сгущенном молоке.
Везде лежали спутанные красные и зеленые провода, трупы, остовы сгоревших машин. Всюду — аккуратные указатели, готическим шрифтом были обозначены подходы к расположению различных немецких частей с указанием их номеров и расстояния в километрах. Раньше такие сведения у нас на дорогах отсутствовали секретности ради; потом мы переняли у немцев обычай ставить указатели, но на них писали только «Хозяйство такого-то» (командира части или соединения), и только.
Доехали до развилки на Киркенес и свернули к нему с шоссе. У въезда в город меня поразил запах свежевыпеченного хлеба: это тлела большая куча зерна, которую немцы, уходя, подожгли.
Въехали в самый Киркенес. Города не было. На одной из окраин видно было домов пять; все остальное было уничтожено. Сады, аккуратные заборчики вокруг палисадников, асфальтированные улицы, тротуары — а посреди этого только пепелища. Кое-где торчали пальцами трубы: когда деревянный дом сжигают, они стоят, на два этажа и выше. В разных местах города виднелись огромные кучи угля (им в Норвегии отапливались дома, а в Киркенесе был еще и завод). Уходя, немцы не только зажгли уголь, но и насовали в него гранат и ракет. Все это до самой весны медленно горело, по временам взрываясь. Синий или красноватый огонь угольных куч и каменные квадраты фундаментов.
Мы въехали в середину городища. Там скрещивалось несколько улиц, образуя что-то вроде площади, и лежала большая куча дивных, зеленых с белым лыж. Генерал остановил машину, я соскочил. Генерал в первый раз за всю дорогу, если не считать эпизода с погонами, обратился ко мне:
— Ну вот, вы здесь останетесь и каждый день будете доносить мне о политико-моральной ситуации среди местного населения.
Я сказал: «Есть, товарищ генерал», — и спросил, откуда я должен отправлять донесения.
— Из штаба корпуса.
Это была та самая школа в Ярфьордс, в 18 километрах от Киркснеса, за взорванным мостом. Как я буду туда каждый день добираться и сообщать ему донесения, сказано не было.
Здесь надо раз и навсегда рассчитаться с официальной историей «Карельский фронт в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. Военно-исторический очерк», ред. А.И.Бабин, изд. «Наука», М., 1984. Цитирую со страницы 285.
«Предвидя неизбежность своего поражения, гитлеровцы в ночь на 25 октября приступили к разрушению Киркснсса. Они жгли и минировали жилые дома, предприятия, школы, угольные склады. Взрывы и пламя пожаров вызывали ненависть к оккупантам» — имеется в виду — у наших войск, находившихся тогда в Ярфьордс, на восточном берегу Патсоиоки — Бскфьорда.
Затем описывается артподготовка «рано утром 25 октября» и форсирование «Бскфьорда» со второй попытки («200-метровый водный рубеж»).
«К 9 часам 25 октября залив форсировали основные силы 45-й и 14-й стрелковых дивизий 131-го стрелкового корпуса, части подоспевшего с юга 99-го стрелкового корпуса и 73-й гвардейский танковый полк». Дальше описывается переправа наших войск через Лангфьорд, т. е. западнее города Киркснсса, а также высадка десанта морской пехоты на побережье у Грснсс-Якобсэльва, к северу от Ярфьорда. (Морская пехота уткнулась в широкий Бскфьорд и до Киркснсса дойти не могла). Затем читаем:
«Бои за город Киркснес носили ожесточенный характер. Гитлеровцы цеплялись за каждый дом, за каждую улицу» — но ведь дома — вес деревянные — были сожжены еще раньше!… «Воины соединений и частей 131-го и 99-го стрелкового корпуса, 73-го гвардейского танкового полка шаг за шагом выбивали их из укрытий и развалин домов. 25 октября, к часу дня, Киркснес был освобожден. Пятитысячным гарнизон противника был полностью разбит. Оставшиеся 160 человек сдались в плен. В Киркенссс было захвачено много трофеев, в их числе 233 различных военных склада…»
