Алеша, когда я уезжал из Москвы, был здоров и весел. В детском саду ему хорошо. Возможно, в августе мы поедем вместе с ним в Коктебель. <…>
Крепко целую и желаю тебе хорошо отдохнуть.
Вася.
Василий Аксенов – Евгении Гинзбург
Москва. Лето 1966 г.
Мамочка!
Комиссия состоялась, и меня вызывали в паспортный отдел Мосгорисполкома, где разговаривали очень ласково. Мне нужно было, прийти с твоим паспортом, но его у меня, естественно, не было, и потому дело оттянулось. Теперь тебе нужно сделать вот что. Сразу после возвращения в Москву пойти в паспортный отдел Мосгорисполкома (Ленинградский проспект, 16, ком. № 4) к тов. Волошиной с паспортом и формой № 15, которую я со своей подписью оставил для тебя в нашем домоуправлении у паспортистки.
Итак, сначала в домоуправление за формой № 15, потом – с формой и с паспортом к тов. Волошиной. Начальником тов. Волошиной является тов. Шутов (полковник), он же председатель комиссии, тот самый, которому звонили Полевой и Ильин[187]. Волошина расспрашивала меня о львовской квартире и, когда я сказал, что квартиру мы сдадим с тем, чтобы Тоня получила меньшую площадь, она (Волошина) радостно улыбнулась.
Мне кажется, что решение будет положительным. Я мог бы запросить у тебя паспорт ценным письмом, но сам сейчас уезжаю в Эстонию. Я все обговорил и выяснил, что моего участия уже не требуется.
Возможно, я еще заеду в Комарово и все объясню тебе устно, но, по-моему, и так все понятно. Наконец, вышла моя книжка[188]. Это печальная радость, потому что при подсчете оказалось денег только на возврат долгов. Увы, я опять в прорыве и не знаю, когда из него вылезу.
Многие меня отговаривают связываться с Госполитиздатом[189]. Говорят, что погрязну в архивах и потеряю уйму времени. До сих пор не принял еще решения. Я впервые оказался в том положении, когда не могу писать того, что хочу, а должен писать то, что нужно по договорам, то, что от меня требуют или хотят другие люди.
Стремлюсь к прозе, как к тайной любовнице.
В Малеевке 4 дня я провел отлично, играл с Китом и всей его группой в лесу. Кит выглядит хорошо, бодро, но, кажется, ему уже осточертел шумный коллектив.
Надеюсь узнать, как ты отдыхаешь, прямо в Комарово. Д. б., поеду в Эстонию через Ленинград.
Целую.
Вася.
Василий Аксенов – Евгении Гинзбург
Комарово. Лето 1967 г.
Дорогая мамочка!
Очень был рад твоему письму[190]. Здесь удивительная оторванность от «большой жизни страны». На горах[191] висят тяжелые тучи, а над берегом солнце. Кажется, что весь мир под тучами, а это якобы последний берег. <…>
Если тебе не трудно, позвони Давыдову и заверь, что обязательства свои я выполню[192]. Спроси, пожалуйста, нужна ли официальная пролонгация?
Скоро сюда приедет целая команда драматургов из Москвы с новостями. Может быть, ты с кем-нибудь из них пришлешь письмо (например, Л. Зорин[193])? Меня интересует масштаб протестов[194] против дела Гинзбурга, реакция властей и прочее в этом роде.
Каждый день жду дурных вестей, но не в связи с этим. Мне, кажется, что вот цензура зарежет «Бочкотару»[195], а Театр Сатиры побоится ставить «Аристофаниану»[196]. Пуганая ворона, я уже привык к неудачам. Подумай сама, 4 пьесы[197], 2 повести[198] и 2 сценария лежат в столе.
Но вдруг свершится чудо?
Целую тебя крепко.
Следи за собой, почаще бывай на воздухе. Почему бы тебе, когда поедешь в Ленинград, на несколько дней не выехать в Комарово.
Вася.
Василий Аксенов – Евгении Гинзбург
Нида[199]. 1 августа 1971 г.
Дорогая мамочка!
От тебя нет писем, а я толком не знаю, куда тебе писать, бываешь ли ты в городе. Впрочем, до последних дней у меня рука отсыхала от писания – гнал сценарий. Сейчас закончил очередное произведение (я тебе, кажется, о нем говорил) – мюзикл по мотивам русских повестей XVII века. Написал там много песен, вот до чего дошел. Сейчас, надеюсь, будет у меня месяц для себя, для своей работы, которую очень вожделею.
Но для этого нужен настрой, особое состояние, а смогу ли так настроиться в условиях быта – вряд ли. Хочу здесь, после отъезда наших задержаться, хотя бы на неделю. Потом, если машина будет в порядке, двинусь в Ленинград через Ригу.
Что нового? Как проводишь лето на переделкинских перспективах? Как чувствуешь себя и как работаешь?
Здесь уже две недели совершенно южная жара, море теплое и спокойное. Леха очень много плавает и играет в футбол <…>.
Я продолжаю занятия бегом, поменьше – из-за жары. Недавно был задержан пограничным патрулем во главе с сержантом по фамилии Кочетов[200]. Несколько раз ездил в Калининград и в Клайпеду, и в Палангу, встречался с литовцем, своим другом Красаускасом[201]. Удивительные беседы за мороженым и соком!
Здесь мы по традиции читаем Томаса Манна – ведь манновские места. Как говорят экскурсоводы, «великий писатель проводил здесь свой досуг, общаясь в тишине со своими персонажами». Удивляюсь без конца его глубочайшим проникновениям.
Каждый вечер приносит сногсшибательные новости из Иордании, Индии, Судана, <нрзб>, Парижа.
Пиши по адресу на конверте. Привет Евгению Николаевичу[202].
Целую.
Вася.
Василий Аксенов – Евгении Гинзбург
Москва. Апрель (?) 1974 г.
Дорогая мамочка!
Звонила Ляля Россельс[203] и сообщила, что ты довольна Дубултами, и впрямь сейчас трудно найти место на земле холоднее и гаже, чем в Москве. Страннейшая картина – свежая зелень и ноябрьские холода. Три дня назад шел густой снег.
Я уехал в Рузу[204] в тот день, когда Демичев[205] решил со мной побеседовать. Закон вредности. Беседа отложилась на неделю, но вот она состоялась, о чем я тебе уже сообщил телеграммой. Разговаривали больше полутора часов. Я сказал все, что хотел сказать, и почти по всем пунктам встретил понимание. Результат (практический): «Железку» будет рассматривать отдел культуры ЦК, и сам Демичев выразил желание прочесть. Мне показалось, что он хочет помочь. Были высказаны весьма широкие взгляды на искусство. Политических вопросов не касались.
В конце разговора я поднял вопрос о передвижениях и, в частности, о приглашении в Калифорнию.
«Езжайте, куда хотите, у нас нет возражений против Ваших поездок», – таков был ответ. Прощаясь, просил в случае разных сложностей вновь его беспокоить.
