Однако, мать моя тоже всё любила смерть поминать:
– Ну какая там душа! Умру и всё, чернота и пустота, и та не для меня.
А отец так вовсе жутко матерился на религии. И вообще, материться – это его любимое занятие. Но ему матюки прощали: как проснётся с утра, так и заведет свою волынку.
– Ай, чем бы дитя ни тешилось! – говорили односельчане, но на всякий случай дом Ивана Вавиловича обходили стороной.
Много воды утекло с тех пор, так и умерли мои родители атеистами. В 2010 году во Мгачах крохотную часовенку всё-таки поставили. А я… А что я? У меня муж из бывших: из физиков-ядерщиков. Так мы с ним до сих пор в поиске.
Пушкин (Кукушкин)
У нас была очень хорошая учительница русского языка и литературы – Розыя Ахметовна Ли. Она мне всегда 5/5 за сочинения ставила. Но чаще 5/4. Ну да ладно. Так вот, однажды она преподала мне очень хороший урок: научила смотреть на литературу СВОИМИ глазами. Как? А вот как… Она вела кружок по литературе. Не все туда ходили, так, всего лишь несколько человек из разных классов. Я его посещала. На одном из занятий Розыя Ахметовна встала у доски, прочитала нам несколько стихотворений и сказала:
– Эти стихи написал очень хороший поэт и замечательный человек. А вот эти стихи написал серийный убийца! Какие стихи вам больше нравятся?
И она начала читать стишки преступника. Пока она их читала, мы закладывали пальцы в рот, показывая, что нас тошнит от такого творчества. А потом дружно высказались:
– Конечно первые стихи гениальны, а вторыми только в туалете подтереться.
Учительница опустила голову и прошептала:
– Вот так мы все нашу интеллигенцию на каторгу и отправили.
Она заплакала и вышла из класса. Мы вдогонку!
– Розыя Ахметовна, ну что вы? Мы ж не хотели вас обидеть.
Ли лишь махнула рукой:
– Оба цикла стихов написал один и тот же поэт – Александр Сергеевич Пушкин.
Мы остановились и раскрыли рты. А вот истинный смысл этого маленького эксперимента мне уже родители объясняли.
Кто жевал еду для бабки
Как ни зайду к бабе Паше, так у той в стакане плавают две челюсти с зубами и деснами, всё как положено – человеческие. Я, как всегда, отвернусь, плечами передернул, и стараюсь на них не смотреть, но эти челюсти всё равно мне покоя не дают. Но однажды я набралась смелости и спросила.
– Ба, а чьи это зубы?
– Мои, детонька, мои.
– А как ты без зубов кушаешь?
– Ну как, как… дед пожует и мне даёт. Вот и ты садись, жуй сухари, а пережеванное мне давай.
– У-у-у, – попробовала я уросить, но тут же вспомнила слова медсестры тёти Нины и вякнула с издевкой. – А моя слюна не стерильна!
– Что? – свесила бабка беззубый рот.
– Нестерильная моя слюна, говорю, заразная то есть!
– Тьфу ты! – сплюнула карга и позвала другого внука сухари для неё жевать. – Костик, а Костик, поди сюда, нажуй бабушке катышков.
Мой двоюродный брат Костик, нехотя оторвался от игры в пуговки, подошел вразвалку, подсел к нам, как козырный король, и принялся покорно жевать для старушки хлеб.
Я с выпученными глазами смотрела, как он выплевывает один за другим пожеванные хлебные катышки, а затем берёт в руки и выкатывает из них маленькие колобки. Прасковья Никаноровна радуется, как дитя, хлопает в ладоши и почему-то не спешит питаться чудо-колобками.
«Ага, пока ни наиграется, не съест.»
После седьмого колобка я с приступами тошноты выкатилась из зомби-хаты. А Костик заливается от хохота и машет очередным колобком мне в окошко. Ну вот и всё, конкурентка на две банки с пуговками ликвидирована, а бабулька – его на долгие годы.
Только ведь… разве сама Прасковья поймёт от какой доброй и порядочной внучки она отказалась? Вот и я думаю: ни черта баба Паша не поняла в своих внуках! А вы как считаете? Ну и я о том же.
Опята
Дед Вавила если пойдёт в лес, то до-о-о-лго там шляется, а когда вернётся, то баба Паша на следующий день грибочки жарит, но необычные такие грибочки, а очень, очень вкусные.
– Опята! – говорит бабушка и накладывает внукам жареную картошечку с грибами.
– А почему наши родители таких грибов не приносят? – удручаемся мы.
– Э-э, ваш дед далеко в тайгу уходит, он заповедные места знает, где только опята и растут.
– А почему он своим детям места заповедные не покажет?
– Дурак он что ли, вы ж тогда к нам в гости приходить перестанете!
Умер дед и похоронил свои заповедные места вместе с собою. Больше я свежесорванных опят не ела. Редкий, видимо, это гриб для Сахалина.
Нельзя просить у бога смерти
Как ни зайду к своей бабушке Зубковой Паше, так та сидит скучная-прескучная, на веретене клубки мотает из овечьей шерсти, кою ей родственники с материка присылали, или семечки лузгает. А ежели внуки дома, то лузгает для них: начистит горку, а те – ам и в рот. Я тоже подсяду, съем пару горстей и ухожу – скучно у бабушки, она лишь одно твердить умеет, чтобы бог поскорей её прибрал. Понятно, старенькая, от жизни устала, всё болит. Но с другой стороны, всю жизнь в столовой работала, даже в войну ходила сыта да холена. А нынче на тебе, бубнит и бубнит:
– Пошли мне, боже, смертушку, да поскорее, более ничего у тебя не прошу!
Так она просила десять лет, а может и более. И ведь выпросила! Но не смерть, а гнев божий: парализовало её на целых пять лет. Пришлось моей мамке за свекровью ухаживать: переворачивать, мыть, лечить пролежни. А бабушка лежит, мычит, даже у бога смерти попросить уже не может. Откусил, видимо, боженька её язык. Отошла она потом, когда всех вымучила.
Теперь я точно знаю, ничего у бога просить нельзя, а уж смерти и подавно. Я с судьбой привыкла разговаривать:
– Что со мной дальше будет? Стану я настоящим писателем?
А та молчит, хохочет только:
– Приметы мои читай, приметы, да вехи на пути!
Арбузы и бананы
В каком бы регионе СССР вы ни жили, цены на все промышленные и продовольственные товары в магазинах были почти едины, государство датировало доставку. Поэтому сахалинцы покупали «заморские» арбузы по такой же смешной цене, как и южане: за один килограмм – 5–10 копеек. Их к нам привозили в августе, сентябре и продавали не в магазине, а на задних дворах, прямо
