Пора было в путь. Пересилив себя, Кучин наскоро простился со старой женщиной.
Ровно гудит мотор автомобиля. Позади далеко остались освобожденные советские граждане. А Кучин все думает, перебирает в памяти встречи, лица, пытаясь вспомнить запавший в душу образ слепой девушки. Но тщетно!
И вдруг Аркадий увидел, как Михаил Грибушенков достал из кармана шинели сложенную, затертую газету и начал аккуратно отрывать от нее кусочек на закрутку. Молнией вспыхнула страница дивизионной газеты «За честь Родины» со стихотворением Леонида Елисеева «Слепая». Вот оно что! Теперь все ясно. Он знал это стихотворение наизусть:
...С чужой немецкой стороны,
Простоволосая, седая,
Дорогой червою войны
Идет домой она... слепая.
Как это было похоже на то, что видел Кучин сейчас собственными глазами. Именно такой и представлялась она ему тогда, когда он с товарищами читал стихотворение. Будто о ней писал поэт.
Совсем стемнело, когда расчет Кучина прибыл в часть. Как всегда, батареи дивизиона заняли позиции на танкоопасном направлении, окопались. Отдыхали в полной боевой готовности. Половина людей бодрствовала. Не спали также расчеты у станковых пулеметов роты ПТР.
Батарейцы и сам комбат радостно встретили пополнение. Теперь батарея вновь стала трехорудийной. Глущенко отвел орудие на позицию и долго наблюдал за дружной работой артиллеристов. Казалось, ничто не предвещало опасности, и Петр Кузьмич ушел, зная, что Кучин сделает все добротно. Красноармейцы и командиры батареи группками сидели около своих орудий. В темноте малиново вспыхивали огоньки папирос и цигарок. Ребята, досказав забавные истории, постепенно умолкли. Все затихло.
На дежурство заступил расчет старшего сержанта Ивана Кислицына. Слышно было, как неподалеку в арттягаче сладко похрапывал ефрейтор Анатолий Кабанов. Серьезный, курносый — ни дать ни взять мальчишка — Толя пришел в батарею еще в Польше с кратковременных армейских курсов шоферов. Со временем он и его товарищи набрались опыта, стали хорошими водителями.
За полночь стало сыро. Лощину, протянувшуюся от высоты до леса, до краев заполнил легкий белесый туман. На опушке вдруг что-то зашевелилось, удавом поползло к холмам. Кислицын протер глаза — так и есть, «удав» явно движется вперед. Сорокалетний Константин Черешко тоже напряг зрение, негромко проговорил:
— Товарищ командир! Бачу колонну солдат — не иначе!
Двоим показаться не могло, и Иван Кислицын немедленно поднял расчет на ноги.
— Кузнецов! — окликнул наводчика Кислицын. — Я выдвинусь вперед, на тот бугорок, узнаю, кто идет...
— Опасно, командир, одному-то идти...
— Одного труднее заметить. Если это немцы, дам сигнал. Немедленно открывай огонь. Сначала по голове, а потом по середине колонны.
— Есть, товарищ командир!
— А сейчас пошли Кабанова, пусть доложит командиру взвода, а заодно и предупредит старшего сержанта Барышева. Ему справа очень удобно будет бить.
Бойцы расчета обтерли масло со снарядов, установили взрыватели на осколочное действие, разложили гранаты по брустверу окопа, проверили автоматы.
— Ну, я пошел, следите за мной, — приказал Кислицын и, пригибаясь, побежал вперед.
Командиры взводов и комбат, предупрежденные об опасности, немедленно объявили тревогу.
Старший лейтенант Голобородько приказал Глущенко и Шевкунову действовать самостоятельно и энергично, чтобы не допустить фашистов на огневые позиции батарей. Десятки глаз наблюдали за противником через оптику орудийных панорам и биноклей, но видимость была плохая: едва пробивались лишь контуры колонны. Все ждали сигнала от Ивана Кислицына.
Кислицын тем временем подобрался к колонне на сто — сто пятьдесят метров и начал зорко всматриваться в медленно двигавшихся людей, стараясь уловить их разговор. Но те шли молча: соблюдали осторожность. Кислицын подождал еще немного, потом окликнул:
— Стой, кто идет?
Как будто плетью стеганули по колонне-удаву. Она вздрогнула, зашаталась и остановилась. В ответ — ни звука.
— Стой, стрелять буду!
Мгновение — и из темноты донеслись резкие гортанные звуки, ударили несколько автоматов. Иван Кислицын отбежал назад, направил ракетницу в сторону немцев и — выстрелил. Красный шарик огня рассыпался в темно-сером небе. «Сигнал дан. Теперь быстрее к орудию!» — решил он. Его расчет первым открыл огонь. Вслед — остальные пушки. Бой вспыхнул мгновенно. Схватка была свирепой. У гитлеровцев тоже оказались орудия. Но нащупать их было трудно: они все время меняли позиции. Тогда к немцам по-пластунски поползли наши петеэровцы — Козак, Меленчук, Лакишик и Мартынюк, вооруженные фаустпатронами.
Фашисты попали в невыгодное положение. Судя по всему, они просто не ожидали такого мощного и хорошо организованного нападения. Огонь мы вели из пушек, автоматов, пулеметов и противотанковых ружей. Вскоре в стане врага брызнули жирные снопы ярко-красных искр, один за другим прогремело несколько взрывов — с пушками противника было покончено. Вспышки орудийных выстрелов разрывали мглу, выхватывали на миг гитлеровских солдат, беспорядочно метавшихся по лощине и убегавших к лесу.
Кучин в этом бою встал за наводчика. Посылая в гущу врага один снаряд за другим, он бормотал:
— Это вам, гады, за старушку! А это — за ее дочь! А это — за слепую девушку! Получайте! — Аркадий, видимо, находился во власти азарта: весь дрожал, глаза лихорадочно искали новые цели. Найдя их, он весь напрягался и судорожно хватался за штурвалы. И снова подпрыгивало, озарялось ярким пламенем орудие. В стане врага глухо хлопали разрывы...
Утром на поле боя остались два разбитых орудия противника. И трупы. Дивизион потерял лишь одного красноармейца. Раненный в грудь разрывной пулей, обессилев от страшной боли, он тихо умер у своего орудия. В бою отличились бойцы роты противотанковых ружей и огневые расчеты старших сержантов Кучина, Кислицына, Барышева и Рудика. О славных их делах воинам дивизии поведала газета «За честь Родины».
Разгромленными и рассеянными по лесам оказались два батальона бригады истребителей танков гитлерюгенда. Бригада эта состояла из четырех батальонов (всего около 800 человек), укомплектованных фашистскими юнцами и вооруженных фаустпатронами. Остатки недобитых гитлеровцев были вновь собраны и брошены в бой на второй и третий день.
Чем ближе наши части подходили к Берлину, тем упорнее сопротивлялись фашистские войска. К полудню 19 апреля стрелковый полк подполковника И. Д. Ковязина, выйдя к лесному поселку Блументаль, наткнулся на сильнейший стрелковый и минометный огонь. Севернее, приближаясь к Блументалю, вели ожесточенный бой батальоны подполковника А. А. Вознесенского. Третий, чекулаевский, полк комдив держал во втором эшелоне в качестве своего резерва.
