Когда сейчас говорят, что в СССР не был решен национальный вопрос, я хочу сказать: он никогда и нигде не будет решен, потому что он перманентный. Эти вопросы не решаются одним указом или одним поколением. Каждое новое поколение ставит новые проблемы. Но я могу смело сказать, что Коммунистическая партия добилась колоссальных успехов в решении национальных вопросов и проблем, которые были оставлены в наследие царской Россией. Эта практика нам позволяла довольно разумно действовать в этой области.
В то время ЦК партии Латвии возглавлял Я.Э.Калнберзин. Он с 1957 года имел статус кандидата в члены Президиума ЦК.
Секретарем ЦК по пропаганде был А.Я.Пельше, а вторым секретарем — H.A.Белуха, бывший ранее первым секретарем горкома комсомола Ленинграда, потом, по-моему, секретарем обкома партии Ленинградской области. Но не они «делали там погоду».
На Калнберзина большое влияние оказывали два бойких парня, латыши Круминь, первый секретарь Рижского горкома партии, и Берклов, заместитель председателя Совета Министров Латвии, кстати, бывший первый секретарь ЦК комсомола республики. Оба были прожженными националистами. Они дело закрутили в Латвии так, что «Вечерняя газета» Риги в разделе объявлений, уведомлений и прочего опубликовала сообщение, смысл которого состоял вот в чем: русских больше не будут прописывать в Риге. Сделано это было с ведома и Круминя, и Берклова.
И эти два деятеля создали в республике, особенно в Риге, резко антирусский настрой: изгоняли всех русских секретарш из приемных, перевели все делопроизводство на латышский язык.
При проверке вскрылись антисоветские настроения и среди других руководящих кадров. Кстати, они же потом, уже при «демократах», при Горбачеве, добились отмены принятых тогда решений как «ошибочных и незаслуженно обвиняющих их в националистических проявлениях». Это, дескать, было сделано несправедливо и явилось показателем великодержавного шовинизма. Так вот, я был автором этих очень справедливых решений. И вся их теперешняя политика показывает, что все тогда было сделано правильно.
Выводы и решения комиссия тщательно подготовила, причем там не ставился вопрос об освобождении Калнберзина, потому что это не входило в нашу компетенцию. Перед тем как их доложить на Президиуме ЦК, выводы комиссии были обсуждены на Секретариате.
После Секретариата ко мне пришел Калнберзин:
— Владимир Ефимович, скажите Хрущеву, что я не могу дальше быть первым.
— Ну как я скажу? Вы сами зайдите.
— Я? Мне стыдно! Яне пойду. Я не наберусь смелости идти к нему. Представляете, я кандидат в члены Президиума ЦК — и так его подвел!
Конечно, подвел, подумал я. Но что ему мог сказать в утешение? А тот продолжал:
— Христом-богом прошу вас. Никого больше просить не хочу, а вас прошу.
Когда я пришел с Пигалевым докладывать Хрущеву после Секретариата, я ему сказал, что, вероятно, Калнберзина придется освобождать, тем более что тот сам просит об этом.
Хрущев взорвался:
— Как? Ты уже лезешь в Президиум распоряжаться? Да ты знаешь, что это кандидат в члены Президиума?! Ему нужно еще поработать, поправить положение.
— Он сам просится уйти с этого поста. Да мне еще говорит: «Эти два молодых, Берклов и Круминь, и те, кто за ними стоят, меня заклюют. Они набрали такую инерцию, что я уже не удержусь». Он сам просится, Никита Сергеевич.
— Это ты его вынудил, ты!
— Ничего я его не вынуждал.
— А почему он сам не пришел ко мне?
— Он мне сказал, что ему стыдно к вам идти, стыдно, что он вас подвел.
Хрущев немножко остыл — видно, бальзамом ему на душу были эти слова.
— И что ты предлагаешь?
— Давайте сделаем его председателем Президиума Верховного Совета Латвии.
— Подожди, подожди. А может, это и хорошо?
— А чего плохого?
— А ты с ним говорил?
— Нет. Как я мог ему что-то предложить без совета с вами? Калнберзин — кандидат в члены Президиума. Как я могу?
— А ты поговори с ним, — уже спокойно сказал Хрущев. — А первым кого?
— Пельше там есть. Арвид Янович — старый коммунист, человек разумный, очень воспитанный, в идеологическом плане выдержанный. По всем этим делам он имеет свое личное мнение, и довольно правильное. Я с ним долго беседовал.
— Я не возражаю. Это, наверное, наиболее удачная кандидатура. А вот с Калнберзиным поговори.
На следующий день Калнберзин подошел ко мне:
— Ну, как Никита Сергеевич отнесся?
— Как? Меня выругал и вас выругал. Вот такое предложение возникло, чтобы вас сделать председателем Президиума Верховного Совета Республики.
Он был потрясен:
— Как? Мне доверяют остаться?!
— Да, это предложение Никиты Сергеевича. Говорит, что «так лучше будет и поможет лицо Президиума ЦК КПСС сохранить».
— Да, пожалуй, это правильно.
— Ну, а первым кого вы думаете поставить? У нас-то мнение есть, а как вы думаете?
— Пельше, конечна Больше никого нет.
— Вот так и я Никите Сергеевичу говорил. Он согласен.
На этом мы и порешили. И уже сильного разгона на Президиуме, как это произошло потом в Азербайджане, не было.
Позднее Берклова мы отправили «на перевоспитание» во Владимирскую область завотделом культуры облисполкома. Круминя тоже отправили куда-то, поручили заниматься кинофикацией…
В Азербайджан поехал мой первый заместитель Иосиф Васильевич Шикин, бывший начальник Политуправления, генерал-полковник Советской Армии. Еще Шелепин взял его к себе замом и оставил мне в наследство.
Для работы в Азербайджане была создана крупная бригада, человек двенадцать из разных отделов ЦК партии. Мы практиковали также включение в такие комиссии представителей комсомола, профсоюзов, а также областей и республик. Бригаду тщательно готовили довольно длительное время — месяца два или три.
Когда они вернулись, доложили мне и оформили запиской. Я пригласил из Азербайджана несколько человек, в том числе Алиева и Каримова, председателя Комитета народного контроля, члена Бюро ЦК партии, бывшего секретаря ЦК комсомола. Вызвал также Яковлева, второго секретаря Бюро ЦК партии Азербайджана, чтобы, побеседовав с ним, самому вникнуть в проблемы и кое-что уточнить по фактам, изложенным в записке комиссии.
Каримова я считал в будущем хорошей кандидатурой на пост первого секретаря ЦК партии Азербайджана. Но умный, подготовленный, перспективный человек настолько перепугался, растерялся, что не. смог мне помочь. Позднее я узнал, что держали его там в черном теле.
После встреч с Яковлевым для меня стало ясно, что он был случайной кандидатурой — с низким профессиональным образованием: окончил всего лишь сельскохозяйственный техникум. Воспользовавшись этим, его, второго секретаря, «освободили» от важнейших областей работы — кадровой, партийной, руководства административными органами, то есть тех вопросов, которые обычно вели вторые секретари партии, и поручили ему вести сельское хозяйство.
