– О ком ты это, нянюшка? – спросил Коля.
– Известно, о ком, – хмуря брови, ответила няня, – о Тихменеве-барине, ни дна ему, ни покрышки.
И она поведала Коле страшную историю. Несколько дней назад Тихменев заметил, что у одной собаки подбит глаз. Он разгневался, вызвал доезжачего:
– Кто изувечил Налета?
– Петька! Камнем случайно зашиб!
Призвали виновника – дворового мальчугана Петьку.
– Ты подбил?
От испуга у мальчика язык отнялся. Ни слова не мог сказать в свое оправдание.
Наутро собрался Тихменев в поле. Велел и Петьку с собой взять. Посредине поля приказал он раздеть мальчугана догола. А когда раздели, крикнул:
– Беги!
Петька побежал что есть духу к дому.
– Спускай борзых! – скомандовал псарям Тихменев.
Собаки с диким лаем бросились за убегающим. Но голодные и злые псы куда лучше своего хозяина оказались. Они догнали Петьку, спокойно обнюхали его и легли на землю.
Подскакал разъяренный Тихменев, замахал плеткой, закричал:
– Беги!
Петька опять кинулся к деревне. Собаки за ним. Догнали – и снова не трогают.
Тут откуда ни возьмись, Петькина мать. С плачем добежала она до сына, окруженного собаками, закрыла его своим телом. А к вечеру несчастная женщина лишилась рассудка. Бегала по деревне и истошно голосила:
– Миленькие! Спасите! Сыночек погибает!..
С содроганием слушал Коля нянин печальный рассказ. Бедный Петька! Несчастная женщина, сошедшая с ума! На самого бы Тихменева собак напустить. Верно про него няня говорит: изверг!
…К концу дня погода неожиданно испортилась: резко похолодало, небо потемнело. Из низких, быстро несущихся туч полил мелкий надсадный дождь. Совсем как осенью.
– Теперь на целую неделю зарядил, – сказала няня, – то-то у меня с ночи поясница ныла.
Набросив на себя пальто, Елена Андреевна вышла на балкон. Рядом с ней Коля. Молча облокотились они на перила и глядели сверху на протянувшуюся вдоль забора дорогу. Сыро, грязно, холодно, а люди идут и идут. С лопатами за плечами, гуськом, скользят по глинистой почве копатели канав. Прикрывшись рваной рогожей, с сучковатым подожком в руке плелся древний нищий старик по прозвищу Ваня Младенец. Вот он остановился около помещичьего дома, глянул на окна, хотел, видимо, свернуть к воротам, но, безнадежно махнув рукой, пошел дальше.
Торопливо пробежал в сторону псарни староста Ераст в высоких кожаных сапогах.
Некоторое время дорога была пуста.
– Не пора ли нам спать, мой мальчик? – заботливо спросила мать. Она поцеловала сына в лоб и, обняв за шею, медленно направилась с ним к двери. Но в это время из деревни донесся глухой звон железа. Нет, это не из кузницы: она в другой стороне. Этот звон возник где-то около избы Ераста.
– Несчастненьких гонят! – с дрожью в голосе произнесла мать.
Коля обернулся. Из-за угла, со стороны деревни, показалась нестройная толпа людей. Впереди ехал на пегой грязноватой лошади толстый, с громадными усами человек в шинели. Вокруг толпы, покачиваясь, блестели острые штыки.
Люди в толпе казались похожими один на другого: серые халаты и такого же цвета широкие штаны, лапти, опорки, разбитые сапоги. И у всех на ногах – кандалы.
Вот произошло какое-то замешательство. Кто-то упал на сырую землю. Люди в кандалах расступились, и Коля увидел лежавшего посредине дороги бледного человека с впалыми щеками. Он пытался приподняться, но голова его беспомощно падала на землю.
К упавшему приблизился толстый усатый человек на пегой лошади.
– Встать! – грозно крикнул он.
Но бледный человек недвижно лежал на дороге. Усатый наклонился с лошади и с силой начал хлестать упавшего по спине.
Крупные слезы покатились по щекам Коли.
– Уйдем поскорее отсюда, мой мальчик! – почти простонала мать. – Мы ведь ничем не можем им помочь. Ничем! Бедные, несчастные люди!..
Глухо звенели кандалы, уныло свистел ветер, монотонно стучал дождь по ржавой крыше дома.
– За что он его, мамочка, за что? – испуганно спрашивал Коля.
– Не знаю, мой милый. Вот вырастешь – сам все узнаешь! – тихо, словно боясь кого-то, ответила мать.
Что я в ту пору замышлял.
Созвав товарищей-детей,
Какие клятвы я давал -
Пускай умрет в душе моей…
Н. Некрасов. «На Волге»Летом ночей почти не бывает. Не успеет стемнеть, как на востоке уже рдеет рассвет.
– Зорька зорьку догоняет, – говорила няня. – Благодать-то какая!
Коля лег в постель засветло, так и не дождавшись настоящей ночи. Проснулся, когда в окна пробивались первые лучи солнца. В саду отчаянно насвистывали соловьи. Огромная зеленая муха билась о стекло.
«Проспал, – шептал он, – ей-богу, проспал! Кузяха с Савоськой давно ждут. Вчера договорились отправиться чуть свет за Волгу».
Коля прыгнул с постели на пол, мигом натянул на себя рубашку. Умываться некогда.
Где же завтрак? Няня обещала приготовить с вечера. Ага, вот он! Аккуратно завернут в салфетку и перевязан шнурком. Вкусно пахнет пирожками, мясом, жареным луком. Сверток большой: хватит и Кузяхе с Савоськой.
Коля прыгнул через раскрытое окно в сад. Кусты акации обрызгали его прохладными капельками росы. Из-под ног ошалело выскочила мокрая лягушка.
Кузяха и Савоська должны ждать, как условились, по ту сторону сада, около старых вязов. Но друзей-приятелей на том месте не было. Усевшись на березовый пень, стал ждать. Томительно тянулись минуты. Солнце поднималось все выше. Из деревни донеслись протяжные звуки рожка, гулко хлопнул кнут. Это пастух Селифонт собирал стадо. Маленький подпасок Алеха тоненько покрикивал на коров:
– Куда? Куда полезли?
До чего же славно играет Селифонт! Заслушаешься его. Будто живая, выговаривает дудка:
Вставай, девки, вставай, бабы,
Вставай, малые ребята.
Выгоняйте вы скотину
На широкую долину.
Но где же все-таки Кузяха с Савоськой! Неужели уже на Волге? Не дождались? Одни убежали? Разве так поступают закадычные дружки?
А вдруг они еще спят? Вот услышат сейчас, как Селифонт кнутом хлопает, проснутся и прибегут, словно встрепанные.
Но стадо уже за околицей, а по-прежнему никого нет. Значит, ушли. Теперь их и не догнать.
И Коля один отправился в путь. Хорошо шагать по луговой дорожке, по душистой траве-мураве. Миновал овраг. Тропинка ползла через холм. Отсюда, с вершины, открывался чудесный вид на Волгу: величаво и светло текла она, ни одной волны-морщинки не было на ней сейчас.
Вдали виднелись белые стены Бабайского монастыря, окруженные песками и низкорослым гибким ивняком. И опять вспомнилось мрачное подземелье, в котором судили несчастную девушку…
