Резюмируя все естественные законы, Гоббс сводит их к одному общему правилу: «не делай другому того, чего ты не желал бы, чтобы было сделано по отношению к тебе» (3, II, 183). Перед нами то «золотое правило» нравственности, которое занимает видное место в истории этики и вошло в моральное сознание широких масс в форме различных поговорок[23]. Гоббс прямо указывал на родство своего правила, выступающего как обобщение всех естественных законов, с евангельской формулой: «поступай по отношению к другим так, как ты желал бы, чтобы другие поступали по отношению к тебе» (см. 3, II, 157). Придавая столь большое значение данному моральному требованию и даже характеризуя его как «закон всех людей» (там же), Гоббс исходит из того, что это требование легко может быть понято и уяснено всеми людьми, даже необразованными и не отличающимися особым умом. К тому же это правило удачно сочетает в себе эгоистический принцип, импонирующий каждому человеку от природы, с ограничением эгоистических притязаний людей в их же собственных интересах. Попытка же английского мыслителя утвердить «золотое правило» в качестве универсального нравственного постулата в условиях классового эксплуататорского общества, хотя и была абсолютно утопичной, объективно выражала демократическое по своей сущности представление о равноценности всех людей в нравственном отношении.
В предыдущей главе отмечалось стремление Гоббса выявить и показать изменчивость норм нравственности, относительность понятий добра и зла. Однако в характеристике естественных законов Гоббс целиком и полностью оставался на уровне метафизических воззрений. Морально-правовые требования, выраженные в естественных законах, объявлялись им вечными и неизменными: «...то, что они запрещают, никогда не может стать дозволенным; то, что они предписывают, никогда не станет недозволенным» (3, I, 337). К тому же Гоббс утверждал, что «естественный и моральный закон есть закон божественный» (там же, 341), имея в виду главным образом евангельские заповеди. Обращая внимание на это высказывание английского философа, свидетельствующее о непоследовательности его атеистических воззрений, надо подчеркнуть вместе с тем, что позиция Гоббса в данном вопросе была отнюдь не идентичной с позицией, которую занимали представители религиозно-идеалистической этики. Последние исходили из того, что мораль вообще немыслима без религии, так как имеет божественное происхождение, и что абсолютные и неизменные принципы нравственности не зависят поэтому ни от человеческих соглашений, ни от воли правителей и законодателей. Согласно же Гоббсу, естественные законы, являющиеся законами нравственности, выступают как предписания, или повеления, разума. Они исходят, таким образом, из самой человеческой природы и являются божественными лишь в том смысле, что разум «дан каждому человеку богом как мерило его действий» (там же). Что же касается моральных установлений Священного писания, то они, хотя и объявлены людям самим богом, могут быть выведены, однако, и независимо от него «посредством умозаключений из понятия естественного закона» (там же), т. е. опять-таки при помощи разума.
Это была совершенно иная точка зрения на происхождение и сущность нравственности, чем та, которой придерживались кембриджские платоники или религиозные философы типа С. Кларка. Провозглашая же вечность и неизменность естественных законов, Гоббс исходил из того, что «разум остается все тем же: не изменяются ни его цели, которыми остаются мир и самозащита; ни предписываемые им средства» (3, I, 338).
Не следует забывать и о том, что этика Гоббса по существу освобождала мораль от религиозной санкции, подчиняла ее авторитету государственной власти. Только государство, подчеркивал философ, созданное в целях обеспечения мира и безопасности, в состоянии гарантировать соблюдение естественных законов, придавая им характер законов гражданских. Тем самым государство становится высшим судьей в вопросах нравственности: «Только в государстве существует всеобщий масштаб для измерения добродетелей и пороков» (3, I, 261). И таким масштабом могут служить, по Гоббсу, лишь законы, установленные государством. При этом Гоббс подчеркивал, что он имеет в виду не частные законы того или иного конкретного государства, а законы вообще, или гражданские законы. Последние по своему содержанию совпадают с естественными законами и отличаются от них только тем, что опираются на силу государственной власти.
Превращая моральные (естественные) законы в гражданские, Гоббс фактически устранял регулятивную функцию нравственности, вернее, объявлял ее недействительной без опоры на государство. Тем самым на первое и решающее место выдвигалось право, «приказания государства», ибо только они и в состоянии реализовать те моральные требования, которые содержатся в естественных законах, придав последним принудительно-обязательный характер (3, II, 283). Лишение нравственности ее важнейшей функции — регулятора общественной жизни — утверждение, что таким регулятором моральные требования могут быть, лишь поскольку они санкционируются государственной властью, безусловно, суживало сферу нравственности, обедняло ее содержание. Но с другой стороны, Гоббс лишал тем самым мораль не только всякого божественного ореола, но и того самодовлеющего и абсолютного характера, который приписывали ей религиозные философы и теологи.
Хотя Гоббс и заявлял, что естественный и гражданский законы совпадают по содержанию и имеют одинаковый объем, он все же не отождествлял их полностью. Естественные законы не нуждаются, по Гоббсу, ни в какой публикации и ни в каком прокламировании, ибо они суть предписания разума и даны людям от природы. Поэтому естественные законы принадлежат к неписаным законам, тогда как гражданские законы могут быть как писаными, так и неписаными[24]. «Гражданский и естественный законы не различные виды, а различные части закона, — пояснял Гоббс, — из которых одна (писаная часть) называется гражданским, другая (неписаная) — естественным» (3, II, 283—284).
Большое внимание уделял Гоббс проблеме толкования законов. Толкованию подлежат, по его мнению, все законы, как писаные, так и неписаные. Толкование призвано выявить смысл закона, раскрыть мысль законодателя. Толкователем законов могут быть лишь представители верховной власти. Обычно в такой роли выступают судьи, которые должны уметь применить закон к тому или иному конкретному случаю. Качествами, которыми обладает хороший толкователь законов, являются: «ясное понимание основного естественного закона, называемого справедливостью»; «презрение к излишнему богатству и к чинам»; «способность отвлечься в своем суждении от всякой боязни, гнева, ненависти, любви и сострадания»; «способность терпеливо и внимательно выслушивать и запоминать, обдумывать и применять слышанное» (3, II, 297—298).
