Итак, в этой избе мне уже делать нечего. Надо идти к себе. Однако на следующее утро, проснувшись и увидев, что термометр показывает −39°, а за окном еще и ветер, я поймал себя на том, что рад случаю не идти в поход.
Уже после завтрака, возлежа на нарах и блаженно переваривая пищу, я попытался объяснить себе причину нежелания возвращаться в свою избу. Идти-то ведь надо, а почему-то не хочется. Может быть, слишком свежи впечатления от недавних двух вынужденных заточений в своем зимовье, сопровождаемых голодом и страхом глупо погибнуть? Возможно. Но ведь теперь многое изменилось. Во-первых, я могу теперь спокойно идти не по реке (будь она трижды проклята!), а по лесу. Во-вторых, продукты таскать уже надо не за 20 километров, а всего за 11. А это сущие пустяки в сравнении с предыдущими моими походами до балагана. В-третьих, если даже нагрянут морозы, я уже их не боюсь, так как приходилось топать и при −47°. Да еще при каких сопутствующих обстоятельствах! Так что мне теперь должно быть все нипочем и пора бы забыть и прошлые впечатления. Ведь я вышел из испытаний невредимым и здоровым. Впрочем… здоровым ли? Физически-то да. А вот морально?
Если я боюсь, если напуган, значит, травма нанесена сильная, значит, я все-таки вышел из испытания не таким уж невредимым. Нет, если я хочу окончательно избавиться от последствий прошлого, мне надо перебороть себя и вернуться в свою избу, чего бы это ни стоило. К тому же физически я себя сейчас чувствую отдохнувшим и в хорошей форме.
И вот на следующий день, нагрузившись, что говорится, под завязку, ринулся в поход. Со страху взял такой темп, что через три часа отмахал все расстояние, идя при этом все время по целине. Шел, как говорится, закусив удила. Наст залегал под свежим снегом, на приличной глубине, так что попахать пришлось вволю. Даже Мальчик не выдержал и, после нескольких безуспешных попыток обогнать меня, смирился с участью арьергарда. Избу занесло основательно. Завалило и палатку с дровами, и подходы к избе слоем примерно в 60 сантиметров. Быстро расчистив все, затопил печку и принялся готовить пищу. Но голод, я ощутил лишь к вечеру. Психологический настрой был таков, что я мог бы пройти еще столько же. Однако выложился основательно. После спада нервного напряжения я почувствовал это хорошо.
Все-таки здорово я натерпелся от коварств природы в прошедшем году, то есть до Нового года. Помучила и попугала она меня так, что я стал бояться ее, чего раньше за мной не наблюдалось. Хорошо это или плохо? В меру — хорошо. Раньше, уверенный в себе, я лез напролом, пренебрегая любой опасностью. И это, скорее всего, была не уверенность, а самоуверенность, ибо природная стихия всегда сильнее человека, тем более одинокого. Теперь я буду предусмотрительнее и осторожнее.
Однако и здесь надо соблюдать меру. Чрезмерная осторожность — это уже нерешительность и трусость. Запуганный человек — моральный калека, и на незаурядные поступки он уже не способен. Очень важно поэтому не перейти грань между трезвой осторожностью и панической трусостью. Если человек это понимает, он не допустит, чтобы горький опыт сделал его нерешительным. Наоборот, опыт должен способствовать достижению поставленной цели, помогая избегать досадных ошибок.
Что касается меня, то я наполовину преодолел свой психологический барьер. Теперь осталось сходить до балагана и совсем вылечусь от последствий предыдущих ударов судьбы. Надо действовать по принципу: клин вышибается клином.
Но только не все сразу.
Первый обход мы начали с Мальчиком с того путика, где еще в начале зимы он водил меня по забытым тропам, а потом прихватил первого соболя. Не проверял я этот путик два с лишним месяца, то есть с середины ноября. Естественно, лыжня давно исчезла. Но я теперь шел по засечкам, сделанным зимой. Поэтому все старые капканы нашел быстро, а в одном из них обнаружил соболя. Похоже, ожидал он меня здесь более месяца. В другом месте я не увидел на установке капкана. Вероятно, ушел соболь, отвинтив проволоку. Досадно. В прошлом году у меня сорвалось таким образом шесть соболей, из которых четырех я все-таки нашел по следам (не без помощи Мальчика, разумеется). Но тогда и соболей было в десять раз больше. Сейчас же каждый соболь для меня очень важен, так как пора отдавать долги промхозу. Не могут же они меня бесконечно авансировать. Хорошо, хоть один остался. В прошлом году такого не произошло бы. По лесу тогда ходило много всякого голодного зверья — волки, росомахи, песцы, лисы, наконец, сами соболя, которые быстро управлялись с незадачливыми жертвами капканного промысла. Я не успевал носиться по путикам. Так у меня пропало еще восемь соболей. Но в этом году тайга будто вымерла. Ни жертв, ни хищников. Спокойно можно оставлять капканы на несколько месяцев и быть уверенным, что никто не снимет до тебя твою добычу.
Вообще-то я так и хотел сделать, убеждая охотоведа отпустить меня на зимние каникулы. Вернулся бы я в конце февраля и снял бы того же соболя. Ждал он меня месяц, подождал бы и два. И никаких мучений и риска для жизни. Но разве втолкуешь человеку, который не хочет отступать от заведенного порядка и не желает понять, что год на год не походит? Если бы мы были уверены, что убедим охотоведа, то так поступили бы и Андрей с Володей. Но они заранее знали исход разговора, поэтому-то и уехали насовсем, рассторожив все свои капканы.
В этот день я сделал для себя еще одно открытие. Дело в том, что, желая удлинить путик, я продолжил его в прошлый раз и проставил добавочно еще пять капканов. Затесов, как обычно, я не делал, полагаясь на лыжню. Как теперь найти эти капканы? Продолжая путик, я в тот раз не пользовался компасом. По солнцу не ориентировался, так как погода была пасмурная. Шел наугад. И вот теперь, постояв в раздумье у последнего капкана, двинулся вперед, полагаясь прежде всего на свое чутье. Выбрать в безбрежном лесу правильное направление, где все деревья одинаковы, и не отклониться ни на секунду, пожалуй, дело мудреное. И что же? Я вышел к следующему капкану, как будто меня вели за руку, а ведь установка находилась в 350–400 метрах. Это меня даже обескуражило немного. Ведь я-то себя знаю. Мне ничего не стоит заблудиться в лесу. Уже проверено. Я начинаю кружить, отклоняясь от прямолинейного направления. А тут выйти дерево в дерево! Да, есть над чем призадуматься.
Зараженный азартом, двинулся дальше. И нашел еще два капкана! Ну, это просто непостижимо. Случайностью уже такое быть не может. Вдохновленный, отправился искать последние два капкана. Но на этот раз сколько ни куролесил, так и не нашел их. Вероятно, в прошлый раз я по обыкновению кружил и, боюсь, повернул в обратную сторону, в то время как в этот раз старался выдержать азимут, благо небо было ясное. Поэтому, вероятно, и не нашел других капканов. Ну да ладно. Беда невелика. Главное — я воскресил в себе еще одну способность, которую цивилизованное человечество постепенно утеряло. Я имею в виду ориентирование на местности, где нет заметных примет. Дикие животные, например, прекрасно находят дорогу, руководствуясь интуицией. А вот о домашних этого уже не скажешь. Они хоть и не утеряли окончательно этой способности, но все-таки притупили. Даже собаки теряются в тайге. Правда, кошки этот инстинкт лучше сохранили. Кошка осталась более дикой и менее одомашненной, несмотря на длительное сожительство с человеком. Что же касается людей, то, чем сильнее развита урбанизация населения, тем меньше сохраняется в нем эта способность. Наоборот, об исконных жителях тайги этого не скажешь. Они на протяжении всей своей эволюции не разлучались с дикой природой. О себе могу сказать, что я типичный городской житель, давно порвавший с диким окружением. Поэтому тем удивительнее для меня было это открытие. Конечно, я вполне отдаю себе отчет, что тут могла быть и случайность. Так что в тайгу я все-таки не отважусь впредь ходить без компаса и карты. Полагаться на интуицию рановато — слишком мал мой практический опыт. Однако что ни говори, а сдвиги есть, и я думаю, что наблюденное мною явление — все-таки не случайность, а следствие тренировки организма в условиях первозданной природы. Значит, не все порвано у человека с природой. При желании можно и восстановить утраченные способности.
