Юрий Шахбазян - Амбарцумян

— Если в области науки и техники наш народ, — утверждал Виктор, — сумеет выдвинуться в первые ряды человечества, то тем самым он создаст себе непоколебимую и бессмертную национальную независимость.

— Не думаете ли Вы переехать на работу в Ереван? — спрашивали студенты с чувством досады, — ведь надо же работать на благо своей родины! А то большинство выдающихся армянских учёных "рассеяны" по миру и льют воду на чужую мельницу!

— Я люблю свою родину, — сказал, улыбаясь, Виктор, — и надеюсь, что, в конце концов, мне удастся обосноваться в Ереване».

«Громоздкий поезд[34], состоявший из 24 товарных вагонов, ибо он вёз ценное лабораторное оборудование и часть редких книг, принадлежавших университету, поезд, приютивший в своих дощатых стенах разнообразное население, отражавшее мозг и разум университета, поезд, направлявшийся под начальством моего сына Виктора Бог знает куда, тронулся с места ровно в 4 часа дня 18 июля 1941 года. Куда? Зачем? Искать счастья или попасть в объятия новых невзгод? — продолжает свои воспоминания Азамасп Асатурович. — Когда государство на колёсах находилось в движении и быстро мчалось в неведомую даль, его жизнь протекала разрозненно, в отдельных теплушках, где состязались между собой серьёзные научные дискуссии, пророчества и прогнозы о возможной длительности войны, о судьбе несчастного населения, обречённого странствовать, где слышались плач и песни детей, ссоры их матерей.

В этом странствии я близко сошёлся с учеником моего сына, весьма способным молодым человеком, Виктором Викторовичем Соболевым. В этом государстве на колёсах мы стали близкими друзьями.

Наш поезд развивал лишь товарную скорость и, кроме того, очень часто совершал длительные остановки. Ввиду этого мы лишь на третий день прибыли в Москву. Город бомбардировался множеством вражеских самолётов, которые преследовали наши истребители, а с земли стреляли из зенитных орудий. Пламя от взрывавшихся бомб и орудийных выстрелов образовывало ужасающий фейерверк, и казалось, что весь город окаймляется красным огнём.

Поезд наш стоял на одном из запасных путей вокзала, и рядом с нашим поездом стояли другие. И вдруг о, ужас! — упавшая бомба взорвалась недалеко от нас и разорвала в щепки вагон соседнего поезда. Ужас и паника овладели нами. Тут раздалась команда моего сына, повелителя остановившегося государства на колёсах:

— Товарищи! Немедленно покиньте вагоны и войдите в ближайший дом!

Всё наше население вмиг покинуло теплушки, ворвалось в подъезд и заняло все лестницы и тёмное помещение под лестницей. Только наш начальник, Виктор Амазаспович и его помощник, М. А. Ковалёв, решились провести ночь в поезде при несмолкающей бомбардировке.

Утром следующего дня, ещё на рассвете, после тяжёлых испытаний, мы в своих теплушках тронулись дальше. Наконец, на седьмой или восьмой день мы прибыли в Казань. Здесь нас разместили в здании Казанского Университета. Кроме филиала Ленинградского Университета, здесь же расположилась часть эвакуированной из Москвы Академии наук СССР. В огромном, просторном зале Университета рядами были расставлены сотни коек для сотен профессоров, академиков, научных работников и их семей, которые по капризу судьбы оказались в положении кочующих племён.

При входе в этот зал перед глазами возникало зрелище, напоминающее грандиозный муравейник, в котором копошились сотни людей. Одни лежали на своих койках, другие группами толпились у окон и дверей, обсуждая план предстоящих передвижений в неведомую даль. Некоторые люди, открыв возможную в этих условиях трапезу, обедали и ужинали, в глубине несколько пылких молодых людей занимались поэзией, декламируя любимых поэтов. "Философы", равнодушные к капризам судьбы, играли в шахматы и карты. Несколько подальше суетилась наивысшая проза жизни, где заботливые матери пеленали своих грудных детей, наказывали больших детей и читали им наставления.

В Казани мы пробыли дней десять. По истечении этого времени мой сын объявил приказ о переезде в город Елабугу. Весь филиал был размещён на пароходе, и мы отправились в путь по волнам гостеприимной Волги. А потом через Камское устье направились по Каме и приплыли в город Елабугу, находящийся в пределах Татарской АССР.

В первый период нашей жизни в Елабуге мы все находились в условиях хозяйственного обострения. Снабжение, поступавшее извне, оказалось слишком скудным и недостаточным. Сын мой, Виктор Амазаспович, усиленно хлопотал о снабжении филиала в централизованном порядке. С этой целью велась переписка с Москвой, с министерством снабжения Тат. АССР, по этому делу он даже ездил в Казань. Но эффект был гомеопатическим. Скудность снабжения отрицательно отражалась на научной работе, сотрудники отвлекались постоянными поисками средств существования. В сравнительно завидном положении находился я, ибо по договору об издании "Одиссеи" Госиздат Армении частями переводил мне в Елабугу гонорар. Но, несмотря на сравнительно лучшую обеспеченность, нам угрожала голодная перспектива. Имея в семье четырёх маленьких ребят, мы не могли не ужасаться этой перспективы. Виктор и Гоарик, занятые работой, не могли заботиться об этом. И хлопоты по обеспечению семьи легли на меня. Я стал ходить по деревням, чтобы в обмен на тряпки достать масла, мяса, крупы и т. д. Случалось, что я, нагруженный продуктами, возвращался пешком, проходя 17–20 километров. И что только ни было в это время испытано мною, сколько мыслей прошло через моё печальное сознание!

Помимо странствований по деревням, в воскресные дни я выносил на рынок своё барахло на продажу и в обмен на продукты. Непосредственно или косвенно этим занимались все сотрудники филиала. Торговали все — одни скрытно, другие явно. Я находился в числе последних. И по этому поводу у нас дома происходили большие разговоры, переходившие иногда в скандал. Сын мой Виктор был против этого и категорически запрещал выходить на рынок с целью торговли. Несмотря на эти неприятности, я, ради обеспечения детей, продолжал выносить вещи на рынок».

Этим мы завершаем краткое изложение фрагментов «Воспоминаний» Амазаспа Асатуровича Амбарцумяна и в заключение приводим два его стихотворения.