Свою эффективность радиоразведка доказала во время Первой мировой войны. «Деятельность дешифровальных отделений и станций Балтийского и Черноморского морей при поддержке радиоразведки в составе Службы связи флотов стали основным источником в системе военно-морской разведки для ежедневного оперативного обеспечения командования флотов разведывательной информацией, помогавшей при организации и планировании операций и боевой деятельности воюющих флотов»[708].
История полковника Редля
Одной из самых крупных «шпионских историй» предвоенного времени явилось дело полковника Редля. 26 мая 1913 г. все газеты Австро-Венгерской империи напечатали сообщение Венского телеграфного агентства, извещавшее о самоубийстве полковника Альфреда Редля, начальника штаба 8-го корпуса австро-венгерской армии. По официальной версии, он покончил с собой в припадке безумия, вызванного нервным истощением из-за продолжительной бессонницы. Однако на следующий день в пражской газете «Прага тагеблатт» появилась странная заметка, в которой говорилось: «Одно высокопоставленное лицо просит нас опровергнуть слухи, распространяемые преимущественно в военных кругах, относительно начальника штаба пражского корпуса полковника Редля, который, как уже сообщалось, покончил жизнь самоубийством в Вене в воскресенье утром. Согласно этим слухам, полковник будто бы обвиняется в том, что передавал одному государству, а именно России, военные секреты. На самом же деле комиссия высших офицеров, приехавшая в Прагу для того, чтобы произвести обыск в доме покойного полковника, преследовала совсем другую цель»[709]. Австрийцы, приученные строжайшей цензурой читать между строк, все поняли правильно: в высших военных кругах был такой полковник Редль, который застрелился после его разоблачения как русского агента.
Альфред Редль родился в Лемберге (г. Львов) в семье аудитора гарнизонного суда. В 15 лет поступил в кадетский корпус, потом в офицерское училище. Блестящая аттестация и превосходное знание иностранных языков привлекли к молодому лейтенанту внимание кадровиков Генерального штаба, и он был зачислен в штаты высшего военного органа империи. В 1900 г., в чине капитана, был командирован в Россию, тогда уже считавшуюся вероятным противником Австро-Венгрии, где несколько месяцев проходил стажировку в военном училище в Казани.
Вернувшись в Вену, капитан был назначен помощником начальника разведывательного бюро Генерального штаба генерала барона Гизля фон Гизлингена. Тот поручил ему руководство агентурным отделом бюро («Kundschaftsstelle», сокращенно «KS»), отвечавшего за контрразведывательные операции. В этой должности Редль проявил себя отличным организатором. Он полностью реорганизовал отдел контрразведки и превратил его в одну из сильнейших спецслужб австро-венгерской армии. По его инициативе были введены новые приемы работы и использована новейшая для того времени техника. Но главная заслуга Редля состояла в том, что он добывал уникальные секретные документы русской армии. Его успехи были настолько впечатляющи, что генерал Гизлинген, назначенный командиром 8-го пражского корпуса, забрал Редля, к тому времени уже полковника, к себе в качестве начальника штаба.
Первым, кто более или менее подробно рассказал о «деле Редля», был полковник Вальтер Николаи, накануне Первой мировой войны занимавший пост начальника разведывательного отдела германского Генерального штаба. Он описал эти события в своей книге «Тайные силы», вышедшей в Лейпциге в 1923 г. Его версию уточнил другой разведчик, Ронге, в книге «Война и индустрия шпионажа» (в русском переводе – «Разведка и контрразведка». М., 1937), а также Урбанский в статье «Провал Редля».
События развивались следующим образом. В начале марта 1913 г. в Берлин было возвращено письмо, адресованное до востребования в Вену господину Никону Ницетасу. В Берлине его вскрыла немецкая служба перлюстрации. В конверте находились 6000 крон и записка, в которой сообщалось о высылке денег и давался адрес некого господина Ларгье в Женеве, которому следовало писать впредь, и еще один адрес в Париже. То, что письмо со столь крупной суммой не было объявлено ценным, вызвало определенные подозрения; их усиливало то обстоятельство, что оно было отправлено из пограничного с Россией немецкого городка Эйдкунен, а почтовая марка на нем была наклеена необычным образом. Ознакомившись с содержанием письма, полковник Николаи принял решение переслать его своему австрийскому коллеге Урбанскому, полагая, что оно связано со шпионской деятельностью на территории Австро-Венгрии. За венским почтамтом было установлено наблюдение. В скором времени на имя того же Ницетаса пришло два письма, и 24 мая 1913 г. таинственный г-н Ницетас был идентифицирован как полковник Редль.
Об этом открытии Ронге немедленно сообщил своему начальнику Урбанскому, который, в свою очередь, поставил в известность начальника Генерального штаба генерала Конрада фон Гетцендорфа. По его указанию в отель «Кломзер» направилась группа из четырех офицеров во главе с Ронге, которые должны были предложить Редлю застрелиться, чтобы смыть позорное пятно на мундире, что и было исполнено. При обыске на квартире полковника в Праге было обнаружено большое количество документов, подтверждающих, что Редль в течение многих лет работал на русскую разведку (как впоследствии утверждалось – с 1902 г.) и что его услуги очень хорошо оплачивались. Истинные причины самоубийства полковника Редля было решено сохранить в тайне. Но, как утверждает Ронге, случилась непредвиденная утечка информации, которая попала в газеты.
Такова общепринятая версия «дела Редля», изложенная основными участниками событий. Но при внимательном рассмотрении эта в высшей степени детективная история выглядит вовсе не такой уж убедительной. Прежде всего это касается доказательств шпионской деятельности Редля. Ни Урбанский, ни Ронге не приводят фотокопии письма, пришедшего на венский почтамт на имя Ницетаса, со швейцарским адресом французского капитана Ларгье, который действительно был арестован в Женеве по подозрению в шпионаже. Поэтому закрадывается законное подозрение – существовало ли вообще письмо? Описывая результаты обыска в пражской квартире Редля, Ронге сообщает, что Урбанский обнаружил «обширный материал», занимавший целую комнату. Сам Урбанский пишет, что у Редля сохранились многочисленные неудачные снимки с секретных документов, свидетельствующие о его неопытности в фотографии. Но никто никогда не называл ни одного конкретного документа, обнаруженного в квартире Редля, что тоже довольно странно.