Рерих был знаком и со многими учеными.
В академической среде другом и единомышленником Рериха был индолог, профессор Виктор Викторович Голубев. С В. В. Голубевым Рерих встретился в 1913 году в Париже. Беседа с известным востоковедом обрадовала Николая Константиновича: выяснилось, что Голубев полностью разделяет давнее убеждение Рериха в существовании общих корней русской и индийской культуры.
Впоследствии художник писал: «Уже давно мечтали мы об основах индийского искусства. Невольно напрашивалась преемственность нашего древнего быта и искусства от Индии. В интимных беседах часто устремлялись к колыбели народной, а нашего славянства в частности.
Конечно, могли говорить нам: мечты неосновательны, предположения голословны, догадки полны личных настроений. Нужны были факты.
<…> В. В. Голубев снарядил экспедицию в Индию. Были всякие трудности. Несколько участников погибло от жары и лихорадки, но зато были привезены снимки и предметы, и, главное, наблюдения, которым должен радоваться каждый русский. <…>
Теперь все догадки получали основу, все сказки становились былью.
Обычаи, погребальные «холмы» с оградами, орудия быта, строительство, подробности головных уборов и одежды, все памятники стенописи, наконец, корни речи – все это было так близко нашим истокам. Во всем чувствовалось единство начального пути.
Ясно, если нам углубляться в наши основы, то действительное изучение Индии даст единственный материал. И мы должны спешить изучать эти народные сокровища, иначе недалеко время, когда английская культура сотрет многое, что нам так близко».[201]
Виктор Голубев поддержал желание художника организовать долгосрочную научную экспедицию в Индию, в ходе которой можно было бы получить научные доказательства единства корней двух великих культур – России и Индии. Следовательно, уже в те годы Рерихи приняли решение побывать в Индии, как только сложатся обстоятельства для этой поездки. Но их желание осуществилось лишь спустя 10 лет…
В 1910 году после раскола в «Союзе русских художников», из которого вышли почти все петербургские художники, в Санкт-Петербурге было образовано выставочное объединение, вновь названное «Миром искусства». Дягилев не стал участвовать в его выставочной деятельности. Туда вошли многие бывшие «мирискусники» – Бенуа, Грабарь, Добужинский, Бакст, Лансере, Сомов, Серов. К этому объединению присоединились Рерих, Кустодиев, Петров-Водкин и другие художники. Председателем нового «Мира искусства» выбрали не кого-либо из членов прежнего объединения, а Н. К. Рериха – настолько был велик его авторитет как выдающегося художника и непревзойденного организатора.
Миссия, возложенная на Рериха, была исключительно сложна. В те годы в среде российских художников постоянно происходили идейные брожения; это выливалось в столкновения разных тенденций, взглядов, мнений. Рериху предстояло примирить подчас противоположные точки зрения для налаживания общей работы объединения, и, вероятно, только он, с присущим ему чувством такта и незаурядными дипломатическими способностями, мог сделать это. Художник понимал и ценил живопись разных направлений, от классицизма до модернизма; привлекал к работе объединения и маститых мастеров кисти, и молодых талантливых художников. Толерантность и доброжелательность Рериха передавались и его коллегам по объединению; члены нового «Мира искусства» также старались относиться к представителям различных направлений живописи без нетерпимости и предвзятости. Благодаря этому объединение концентрировало вокруг себя все новые творческие силы и обретало все больший авторитет.
Встреча членов «Мира искусства»
«Союз русских художников» также не прекратил своей деятельности; его членами являлись такие известные мастера как Васнецов, Архипов, Малявин, Коровин, Юон и другие. Рерих принимал участие в выставках обоих объединений; его картины можно было видеть и в других выставочных центрах страны. Полотна художника часто путешествовали за границу, в европейские страны, где экспонировались на выставках русского искусства.
Как всегда, Рерих не оставлял в те годы и занятий археологией. В 1910 году с помощью меценатов ему удалось собрать деньги на раскопки Новгородского Кремля, о чем художник мечтал уже несколько лет.
Ход раскопок Н. К. Рерих описал в одной их своих статей в свойственной ему художественной манере: «Уже спустились на шестой аршин. Срубы не прекращаются. Вещи идут уже из XII–XIII веков.
Из боков траншеи уже просачивается вода. Каждое утро приходится ее откачивать ведрами. В сырой земле трудно и неприятно работать. Поэтому появление материка приветствуется одинаково и нами, и рабочими.
Материк показался на глубине 6 аршин 5 вершков. Подчищаем яму и подводим итоги.
Ожидание нас не обмануло. Если год тому назад я писал только по догадке, что Великий Новгород лежит под землей, нетронутым, то теперь могу это повторить уже на деле.
В Кремле культурный слой невредим и ждет исследователей. В толщине от 4-х до 7-ми аршин. Кремль насыщен всякими строениями разных веков».[202]
Если бы финансирование начатых художником раскопок было стабильным, их результаты были бы еще более впечатляющими. Пожертвованных на раскопки денег, увы, хватило ненадолго. Но главное было сделано – Рерих положил начало крайне важным исследованиям, подтвердившим его догадки о существовании в Древней Руси общества с высоким уровнем развития культуры. Спустя десятки лет дело Рериха продолжили советские археологи, и найденные ими артефакты позволили историкам реконструировать многие подробности быта древнего Новгорода.
В том же 1910 году в Музее антропологии и этнографии имени Петра Великого в Санкт-Петербурге проходила выставка, для которой Николай Константинович предоставил более 30 000 предметов каменного века из своей археологической коллекции.
1910 год принес Рериху большую потерю – смерть первого настоящего учителя жизни, Архипа Ивановича Куинджи.
Он умирал тяжело. В статье, посвященной тридцатилетию со дня смерти любимого учителя, Николай Константинович писал: «Ушел большой художник, большой человек, большое сердце. Незабываемый! <…> Невольно поминалась народная пословица, что «добрые люди трудно помирают». Болезнь сердца, удушье со страшными болями, все это сломило крепчайший организм. Болезнь развивалась быстро, и в 1910 году уже не оставалось сомнения, что фатальный конец близок».[203]
Летом в связи с резким ухудшением самочувствия Куинджи Рериха срочно вызвали из Прибалтики. Куинджи мучили тяжелые приступы со страшными болями, из-за которых его сознание временами туманилось. Рерих и другие ученики Куинджи по очереди дежурили у его постели по ночам. Как писал Николай Константинович, «бывали и жуткие минуты: так, когда я и Зарубин дежурили ночью, Архип Иванович вдруг привстал на постели и, вглядываясь куда-то между нами, глухо спросил: «Кто тут?» Мы ответили: «Рерих и Зарубин». – «А сколько вас?» – «Двое». – «А третий кто?» Было жутко».[204]
Архип Иванович понимал, что умирает, и перед смертью хотел повидать всех своих учеников. Но, как писал Рерих, собрать всех за короткое время было очень трудно – обострение болезни произошло в летнее время, когда все были в разъездах. Тем не менее Рерих сделал все, чтобы выполнить последнее желание учителя. «Вроблевский был в Карпатах, Пурвит в Риге, Рущиц за Краковом, Богаевский и Латри – в Крыму, и остальные все далеко, – писал художник. – Я сделал целое расписание – кому и куда написано. В минуты облегчения от страданий Архип Иванович требовал этот лист и обсуждал, когда к кому могло прийти письмо, когда кто откуда мог выехать, по какой дороге. Осведомлялся, нет ли телеграмм, спрашивал: «Но ведь они торопятся? Они знают, что спешно?» Это было очень трагично. Куинджи любил учеников. Это была какая-то особенная любовь, которая иногда существует в Индии, где понятие Учителя – Гуру – облечено особым пониманием. <…> Значителен и мудр был лик его в гробу».[205]
В этом же году в больнице для душевнобольных покинул мир другой талантливый художник и друг Николая Рериха – Михаил Врубель. Он ушел из жизни очень рано, но успел оставить немало прекрасных полотен. В своих очерках-воспоминаниях Николай Рерих писал о том, каким трудным был творческий и жизненный путь Врубеля как художника-новатора, не понимаемого и не принимаемого сторонниками староакадемической живописной школы и прочими консерваторами: «… даже когда Врубель заболел и был признан неизлечимым, то Академия Художеств продолжала его ненавидеть, настолько он был противоположен в своей сущности. Когда мы хлопотали о пенсии ему, то именно из недр Академии посыпались возражения и множество кандидатов, которые, конечно, и в подметки Врубелю не годились».[206]
