День 97. Сегодня, в декабрьский вторник, после обеда, я неожиданно понимаю, что наконец-то пережил первый настоящий шаббат.
Дело вот в чем: дверные ручки в нашей квартире отваливаются с пугающей регулярностью. Это очень шустрые создания. К ним даже не надо прикасаться – скорее мы наблюдаем естественное явление природы. Они как льдины, откалывающиеся от айсберга, или залысины, растущие на лбу. Обычно я лежу в кровати, читаю Библию и слышу глухой стук – значит, еще одна дверная ручка сдалась под силой земного притяжения.
Как правило, я прикручиваю ее обратно. Вопрос решен – по крайней мере на неделю или две. Это пустяк. Но сегодня утром возникает большая проблема. В 9:30 я заканчиваю с почтой, плетусь в ванную – и закрываю за собой дверь. Я не понимаю, что произошло, пока не пытаюсь повернуть несуществующую внутреннюю ручку. За ночь она куда-то испарилась. Первые десять минут я пытаюсь освободиться. Стучу в дверь, зову на помощь. Ответа нет. Джули ушла на встречу, а Джаспер гуляет с няней. Я видел «Одиннадцать друзей Оушена» и знаю, что надо найти в потолке решетку, вывернуть ее, пробраться в вентиляционный ход, спрыгнуть в ванную соседа, сказать что-нибудь остроумное типа «вот, решил заскочить» и вернуться домой. Но решетки нет. Я в ловушке.
Следующие полчаса я проигрываю в уме худшие сценарии. Что если я поскользнусь, порежу лоб о разбитую раковину, истеку кровью и окажусь на первой странице New York Post? Что если начнется пожар, и мне придется висеть, вцепившись ногтями в карниз?
Стресс усугубляет тот факт, что внешний мир движется на полной скорости без меня. Электронные письма пересылаются. Латте отпивается из картонных стаканчиков. Друзья детства Джорджа Буша переводятся на высокие должности.
В 10:30 звонит телефон. Слышу приглушенный голос – у нас новое сообщение. Для меня это почти общение с человеком. В 10:35 я даю зарок положить в ванную побольше материала для чтения – если когда-нибудь выберусь на свободу. Мне бы отлично подошла Библия. А пока надо обходиться старым каталогом Levenger и свечой, на которой напечатаны строки Хайяма про кувшин вина, хлеб и любимую[107]. Кажется, Хайям издевается. У меня нет ни кувшина вина, ни хлеба, ни любимой. Только крем для бритья и несколько полотенец. До султана мне далеко.
К 11:00 я стал величайшим в мире экспертом по этой ванной. Я изучил плитки из искусственного мрамора с рисунком в виде паутины вен и лихо скособоченную розетку. Я потратил час, разбирая шкафчик с лекарствами. Оказывается, ингредиенты Chlor-Trimeton[108] расположены по алфавиту от А (акация) до Ц (цинк), что доставляет мне, бывшему читателю энциклопедии, истинное удовольствие.
В полдень я сижу на полу, облокотившись о дверь душевой кабины. Потом еще немного. Я знаю, что за стенами ванной мир летит на полной скорости. Блоги читаются. Дикая форель жарится на гриле. Суть реггетона[109] объясняется немолодым директорам по маркетингу.
Но меня это не беспокоит. Я не чувствую напряжения. Ничего поделать нельзя. Я дошел до неожиданного уровня принятия и как никогда наслаждаюсь настоящим. Восхищаюсь тем, что у меня есть, пусть это три квадратных метра псевдомраморной плитки и косая розетка. Начинаю молиться. И, возможно, в первый раз молюсь в полном покое и тишине – не глядя на часы и не перескакивая мысленно от темы к теме.
Вот что надо чувствовать в шаббат. Это перерыв. Пауза не маленькая, но большая. Не снижение громкости, а ее отключение. Как сказал известный раввин Авраам Джошуа Хешель, шаббат – убежище во времени.
Примерно в 13:30 я слышу, как Джули возвращается домой. Я зову ее и колочу в дверь.
– Ты где?
Ее шаги приближаются.
– Не можешь выйти?
– Нет, не могу.
– И сколько ты там сидишь?
– Четыре часа.
Пауза. Я знаю, что она задумалась. Пару месяцев назад, когда жена не могла выйти из спальни, я заставил ее притворяться, что она герой фильма про тюрьму, и кричать «Аттика! Аттика!»[110].
Джули более зрелый человек. Через несколько секунд она открывает дверь, и я выхожу на свободу. Можно отвечать на письма и звонить. Даже как-то грустно.
Тихо буду проводить все годы жизни моей, помня горесть души моей.
Исаия 38:15
День 101. Еще одна бессонная ночь. Я лежу в кровати, постоянно поправляю подушку и не могу отвязаться от мыслей об ужасном сюжете из теленовостей. Оказывается, у восьмидесяти процентов употреблявших метамфетамин бывают рецидивы. Это лишает меня покоя. Если когда-нибудь Джаспер захочет попробовать мет, сказав себе: «А что такого? Родители всегда поддерживали эксперименты», – то увязнет навсегда и в итоге окажется в тюрьме округа – с отвисшей челюстью и запавшими глазами. Может, так оно и будет. Свободный стиль воспитания слишком опасен.
Несколько месяцев назад, прямо перед началом библейского года, мы с Джули были в Балтиморе на свадьбе Сары, дочери моей ортодоксальной тети Кейт. Я сидел рядом с одной из тетиных подруг. Ее белая шляпа с широкими полями интересно контрастировала с черными шляпами гостей-хасидов. Такая подошла бы и для свадьбы принца Уильяма.
Тетина подруга рассказала, что всегда была абсолютно светским человеком. Но когда родились дети, они с мужем приняли осознанное решение стать верующими.
– Я не доверяла американской культуре.
– Да? – спросил я.
– Чему учит американская культура?
Я не знал, что сказать.
– Думаю, есть разные американские культуры.
Ответ оказался неверным.
– Включите телевизор, и начнется: «купи, купи, купи, секс и насилие, купи, купи, купи». Мы решили жить по другим принципам.
Они изучили несколько религий, включая хасидизм, но в итоге погрузились в ортодоксальный иудаизм, поскольку оба были евреями по рождению.
Они стали ультрарелигиозными не благодаря харизматичному лидеру или истинности Библии – их привлекла системность. В результате их дети выросли благоразумными людьми. Я познакомился с одним. Это симпатичный компьютерный гик.
Об этом стоит подумать. Джасперу нужна система. Мой оскверненный поп-культурой мозг все время возвращается к дилемме: какого ребенка я бы предпочел иметь – Барта Симпсона или одного из детей Фландерсов?[111] Пару лет назад я бы выбрал милого бойкого Барта. Не задумываясь. Но сейчас, когда у меня есть собственный трехмерный сын, я склоняюсь к потомству Фландерсов. Ну да, они порой странноваты и поют громкие песни о Ноевом ковчеге, но можно быть уверенным: они не станут на досуге поджигать кафетерий или спускаться на скейтборде в каньон. Я бы пожертвовал некоторой индивидуальностью ради уверенности в том, что сын меня переживет.
…Вот, я решился говорить Владыке, я, прах и пепел…
Бытие 18:27
День 103. Я стараюсь молиться полчаса в день, три раза по десять минут. Обычно занимаюсь этим в кабинете Джули, в углу, на расстоянии полуметра от корзины с журналами Real Simple. Полчаса – не рекорд, я знаю. Но по крайней мере я не смотрю на часы каждую минуту, как вначале.
А иногда я осознаю, что по-настоящему жду этих десяти минут – особенно вечером. Это помогает снять стресс. Ребенком я каждый раз перед сном представлял себе водных лыжников, скользящих по высоким волнам. Не знаю, как у меня появился этот ритуал. Не то чтобы я фанател от водных лыж: пробовал их в летнем лагере и в итоге наглотался озерной воды. Но, представляя себе их, я расслаблялся. Может быть, молитва служит той же цели. Я захлопываю дверь, закрываю глаза и погружаюсь в медитативное состояние – насколько позволяет мозг.
Кроме того, я открыл еще одну категорию молитв, которые мне нравятся: за других – больных, нуждающихся, опечаленных; словом, всех, кто получал удары судьбы. Они называются посредническими.
В последнее время я прочел несколько статей о такой молитве – в основном о том, как она распространилась в интернете. Запросы можно размещать на сайтах вроде ePrayer.com или CyberSaint. (Вот недавние примеры: «Жду первого ребенка. Прошу молитвы о быстрых родах» или «Пожалуйста, помолитесь, чтобы я закончил диссертацию, а то срок вышел восемь месяцев назад».)
Посредническую молитву можно обнаружить в разных местах Библии – все, от Моисея до Павла, молили Бога за других. Авраам сделал это первым, и его попытка не увенчалась успехом. Это любопытный эпизод. Бог объявляет Аврааму, что думает сровнять с землей нечестивые города Содом и Гоморру.
Авраам спрашивает: «Может быть, есть в этом городе пятьдесят праведников? неужели Ты погубишь, и не пощадишь места сего ради пятидесяти праведников, в нем?»
И Господь говорит: «Если Я найду в городе Содоме пятьдесят праведников, то Я ради них пощажу все место сие».
Авраам отвечает: «Вот, я решился говорить Владыке, я, прах и пепел: может быть, до пятидесяти праведников недостанет пяти, неужели за недостатком пяти Ты истребишь весь город?»
