хорошее настроение», как выразился Пирогов. При тяжелом положении с запчастями такие водители, как Михаил Федорович, — чистое спасение для автохозяйства. Виктор Иванович Халайджи сказал мне, что он форменным образом гоняется за опытными водителями, «улавливает» их: в отделе кадров их немедленно усаживают в кресло, и кадровик «сразу становится к дверям». Кроме того, каждый руководитель заинтересован в том, чтобы готовить кадры на месте, — не зря при автоколоннах постоянно действуют курсы повышения квалификации: только не ленись, шофер.
В отряде, к которому приписан Пирогов, из 97 водителей 52 человека имеют 1-й класс и 30 человек — 2-й!
ПЕРСПЕКТИВА
Ну а что дальше — после 1-го класса? Открытый шлагбаум и водитель, как говорится, может не притормаживать? Увы, перспективы в этом смысле у шоферов иные: «Стоп. Приехали».
Это обстоятельство, как ни странно, ни капельки не огорчает Пирогова. Вообще, должен сказать, шоферы — не честолюбивый народ в смысле карьеры. Может быть, потому, что сама профессия у них «одноразовая», как определил Михаил Федорович: стал человек шофером и, как он ни растет на работе, шофером останется. Если его назначают, к примеру, механиком колонны или начальником отряда, он вылезает из кабины и перестает быть собственно водителем. Это у таксистов еще можно занимать бригадирскую должность и одновременно работать на линии, — «ломовые шоферы» лишены такой возможности.
Честолюбие у этого народа особое. Нет ничего более лестного для него, как прослыть знатоком автомобильной науки. Класс водителя может быть и первым, а настоящих асов не так уж много. Буквально за неделю до моего приезда в Саратов Михаил Федорович впервые в жизни узнал, что можно притормаживать, не сбрасывая газ, — тогда сохраняется мощность двигателя и после торможения мотору не нужно вновь набирать обороты. Сколько таких «тонкостей» еще скрыто от Пирогова, водителя 1-го класса! Умеет ли он, например, как следует использовать накат? Умеет ли приноравливаться к местности и избегать буксовки? Задайте Пирогову эти вопросы — он только вздохнет в ответ.
К сожалению, с повышением профессиональной квалификации по целому ряду причин у шоферов не все обстоит благополучно, хотя шоферы проявляют к машине подлинный и глубокий интерес.
В песне поется: «Крепче за баранку держись, шофер!» — хотя известно, между прочим, что классные шоферы держат руль двумя пальчиками, а не цепляются за него, как за спасательный круг, да и рули стали нынче легкими, но не в этом дело. Возникает другой вопрос: как долго может шофер «крепко» держать баранку? Пять лет? Десять? Двадцать?
В 1966 учебном году Михаил Федорович Пирогов поступил в 8-й класс вечерней школы. Когда я спросил его, кто подсказал ему столь благоразумную идею, он ответил: «А жизнь подсказала!» Потом мы расшифровали его ответ, и у нас получилось ровно три причины, заставившие Пирогова «превратить свое существование в форменный кошмар».
Причина первая. «Слишком уж неустойчивая у нас профессия, — говорит Пирогов. — Ненадежная, без гарантии. Про запас нужно иметь другую».
Это точно. У токаря испортились нервы — он все равно токарь. Бетховен был глухим, но остался композитором, и, как заметил Пирогов, «его не погнали на медкомиссию». А шофер может заболеть, повредить зрение или слух, руку или ногу — дорожный случай или, не приведи господь, профессиональная болезнь — радикулит (один тридцатилетний парень сказал мне, что уже может по-стариковски предсказывать погоду) — и нет шофера! Был в колонне один опытный водитель, потом простыл, заболел воспалением легких, потом нашли у него какое-то затемнение, и вот теперь он — сторож. А вот Лешка Ефимов заболел астмой — его посадили механиком колонны. Почему? Грамотный человек!
Причина вторая. Даже с семилетним образованием, каким бы «приличным» или «неприличным» оно для шоферов ни выглядело, не всегда легко разобраться в документации, с которой имеет дело водитель. Тонно-километры, например, — это не просто тонны, помноженные на километры, там еще есть какой-то коэффициент. А как правильно «списать горючее», как изучать без образования новую технику, как знать, в конце концов, за что ты работаешь, правильно ли работаешь и что даешь обществу? Для шоферов грамотность уложится в одну цепочку с классностью, заработком и гарантией будущего.
Причина третья. Приходит дочь Михаила Федоровича — Нинка — из музыкальный школы. Вешает скрипку в футляре на стену. Отец сидит за столом, строгий и серьезный, как и положено отцу, перед которым дочь должна держать ответ за прожитый день. «Ну, — строго говорит Михаил Федорович, — что было сегодня?» — «Сольфеджио», — отвечает Нинка, не моргнув глазом. Отец переглядывается с матерью, потом кашляет, потом вдруг говорит: «Ладно, садись ужинать!» А на следующий день идет прямым путем к Кольке Рамазанову, который работает на поливочной машине. Тот в этом году заканчивает десятый класс, книжки читает. «Николай, что такое «сольфеджио»?» «Поверите, — говорит Пирогов, — чтобы не потерять отцовский авторитет, не только за парту сяду, на скрипке готов играть, ежели понадобится».
В анкете, которую я роздал девяноста семи шоферам пироговского отряда, был вопрос: «Хотите ли вы учиться?» Восемьдесят один человек ответили утвердительно: «Да». А на вопрос: «Можете ли вы учиться?» — шестьдесят четыре водителя сказали: «Нет». Некоторые добавили: «Годы ушли», «Поздно», «Некогда», «Нету физической возможности».
С последним нельзя не согласиться. Шоферу, как никому другому, тяжело садиться за парту. По дороге в гараж неожиданно полетел баллон — и пропущен первый урок в школе, приходится краснеть перед учителем, который, конечно, «тебя не ругает, но упрекает, а для взрослого человека упрек — что для пацана порка». А когда наверстывать упущенное, особенно тем шоферам, которые по неделям и месяцам работают на междугородных перевозках?
Наконец, ощутимая потеря в заработке. В тот день, когда Пирогову надо бежать в школу, — а таких дней четыре в неделю, — он должен закончить работу к пяти часам вечера, в пять тридцать явиться в класс и просидеть там до девяти тридцати. Потом добираться до дома, делать уроки… «Вы списываете у товарищей по учебе?» — как-то спросил я, прямо скажу, опрометчиво. Михаил Федорович, как ребенок, надул губы и ответил: «Мне интересно знать, а не сдуть». Стало быть, халтурить он не желает.
И, как прекрасно понимает читатель, не последнее слово принадлежит женам шоферов. Пока Мария Никаноровна не возражает против учебы мужа. «Пусть его, — говорит она ласковым голосом, — если есть желание. Я заботами Мишу не перегружаю». Но что она скажет, когда Пирогов первый раз «пролетит» с заработком? Ему по закону положен как учащемуся один свободный день в неделю с оплатой в 50 процентов тарифной ставки, — так он ни разу этим днем не пользовался: приходил в гараж, брал наряд и выезжал на линию. Но как ни здоров Михаил Федорович, человеческим силам тоже есть предел.
Вот вам,
