«…По выезде моем из сего города я останавливался во всяком почти селе и деревне, ибо все они равно любопытство мое к себе привлекали, но в три дни сего путешествия ничего не нашел я, похвалы достойного. Б_е_д_н_о_с_т_ь_ и _р_а_б_с_т_в_о_ повсюду встречалися со мною в образе крестьян. Непаханые поля, худой урожай хлеба возвещали мне, какое помещики тех мест о земледелии прилагали рачение. Маленькие, покрытые соломою хижины из тонкого заборника, небольшие _о_д_о_н_ь_и_ хлеба, весьма малое число лошадей и рогатого скота подтверждали, сколь велики недостатки тех бедных тварей, которые богатство и величество целого государства составлять должны».
Путешественник понимает, что в крестьянской нищете виноваты господа, и решается громко заявить об этом:
«О человечество!.. тебя не знают в сих поселениях. О господство!.. ты тиранствуешь над подобными себе человеками. О блаженная добродетель, любовь ко ближнему, ты употребляешься во зло: глупые помещики сих бедных рабов изъявляют тебя более к лошадям и собакам, а не к человекам! С великим содроганием чувствительного сердца начинаю я описывать некоторые села, деревни и помещиков их. Удалитесь от меня, ласкательство и пристрастие, низкие свойства подлых душ: истина пером моим руководствует!»
Перо путешественника рисует картину русской деревни Разоренной, стоящей на самом низком и болотистом месте. «Дворов около двадцати, стесненных один подле другого, огорожены иссохшими плетнями и покрыты от одного конца до другого сплошь соломою… Улица покрыта грязью, тиною и всякою нечистотою, просыхающая только зимним временем. При въезде моем в сие обиталище плача я не видал ни одного человека. День тогда был жаркий, я ехал в открытой коляске, пыль и шар столько обеспокоили меня дорогою, что я спешил в одну из сих развалившихся хижин, дабы несколько успокоиться… Мы стучалися у ворот очень долго, но нам их не отпирали. Собака, на дворе привязанная, тихим и осиплым лаянием, казалось, давала знать, что ей оберегать было нечего. Извозчик вышел из терпения, перелез через ворота и отпер их».
Эта нагая, лишенная каких бы то ни было стилистических украшений проза полна движения, каждая фраза содержит глагол.
«Отрывок путешествия» как бы представляет собой лишь часть какого-то большого сочинения — Новиков написал, что это «глава XIV». К этой главе издатель сделал примечание: «Сие сатирическое сочинение под названием путешествия в *** получил я от г. И. Т. с прошением, чтобы оно помещено было в моих листах. Если бы это было в то время, когда умы наши и сердца заражены были французскою нациею, то не осмелился бы читателя моего попотчевать с этого блюда, потому что оно приготовлено очень солоно и для нежных вкусов благородных невежд горьковато».
В конце «Отрывка» сказано: «Продолжение будет впредь». Однако прошло немало времени, и разыгрались сильные споры, прежде чем обещанное продолжение увидело свет. Издатель как бы произвел разведку своей публикацией в пятом листе, выслушал мнения различных групп читателей и в соответствии с обстановкой смягчил затем удар журнальной сатиры: протесты дворян были слишком решительными.
Смелое выступление Новикова навлекло, по-видимому, угрозу закрытия журнала, и, чтобы отвести ее, издатель счел за благо предварить продолжение «Отрывка» некоторыми пояснениями. В тринадцатом листе «Живописца» Новиков напечатал статью «Английская прогулка», в которой излагал беседу издателя с одним доброжелательным читателем. Этот почтенный и учтивый господин осведомился, почему задерживается печатание «Отрывка» и не причиною ли тому споры о нем, разгоревшиеся в обществе. «Правда, — сказал он, — что многие наши братья дворяне пятым вашим листом недовольны, однако же ведайте и то, что многие за оный же лист и похваляют вас». Новиков ответил, что автор «Отрывка» вовсе не желал огорчить «целый дворянский корпус». Он имел в виду лишь тех помещиков, которые дворянскую власть употребляют во зло и тем самым вредят не только своим крестьянам, но всему Российскому государству.
Однако — и здесь Новиков применил свое блестящее уменье высказать в подцензурном журнале крамольную мысль и обиняком подтвердить то, от чего в прямой речи автор как бы отмежевался, — к словам о жестоких дворянах он прибавил в подстрочной сноске: «Тут следовали многие другие упрекания, относящиеся к худым помещикам, но я их исключил, опасаясь навлечь на себя сугубое негодование». Издатель будто бы сократил текст, но на волю читателя оставлен подбор выражений и понятий, обличающих помещиков, а направление такой аттестации указано ясно.
Через несколько строк Новиков повторяет этот удачный прием. После суровых слов, произнесенных тоном грозного судии: «Отчего происходит то, что крестьяне наши часто бывают бедны, отчего у худых помещиков и у крестьян их частые бывают неурожаи хлеба?» — идут два ряда точек, обозначающих пропуск в тексте, и новая сноска: «Я и тут многое выключил из сказанных мною причин в первом примечании».
Ряд точек встречается в этой статье и ниже, там, где приводится мнение надменных дворян о крестьянах. Новиков как бы щадит честь дворянского сословия, не желая выставлять на посмешище читателям варварские взгляды многих его представителей. Но характер этих мнений определен: господа, высказывающие их, уверены, «что дворяне ничего не делают неблагородного, что подлости одной свойственно утопать в пороках и что, наконец, хотя некоторые дворяне и имеют слабость забывать часто о человечестве, однако же будто они якобы благорожденные люди, от порицания всегда должны быть свободны».
Как мог, Новиков с помощью этих приемов защитил картину российской деревни, показанную «Живописцем». В заключение статьи он напомнил об английской грубости, которую в России именуют «благородною великостию духа», и предложил считать, что «Отрывок» написан «в английском вкусе»: там дворяне критикуются так же, как и простолюдины. Отсюда идет и название статьи.
Вслед за «Английской прогулкой» Новиков поместил в четырнадцатом листе «Живописца» продолжение «Отрывка путешествия». Начало его выдержано в характерной для изданий XVIII века манере перечисления обычных сатирических персонажей — богачей, судей, подьячих, щеголих, ревнивых супругов и любовников, игроков, купцов, врачей — с описанием, кто как заканчивает свой день, проведенный без всяких трудов, в забавах и обмане ближнего. Перечень этот необходим Новикову для того, чтобы в заключительной фразе противопоставить барскому разврату нравственные достоинства и трудолюбие народа.
«А крестьяне, мои хозяева, возвращались с поля в пыли и в поте, измучены и радовались, что для прихотей одного человека все они в прошедший день много сработали».
