Черчилль, разумеется, в мае 1942 года не мог знать, что американские атомные бомбы удастся применить еще до конца Второй мировой войны. Скорее всего, в тот момент надежду на конечный успех Англии и США он связывал с тем, что со временем, к году 44-45-му, перевес союзников в авиации, артиллерии и танках станет столь подавляющим, что германскую армию удастся буквально «выбомбить» из Франции и Италии, а заодно разрушить основные стратегические предприятия военной промышленности, в том числе заводы по производству горючего. Вероятно, рано или поздно так произошло бы.
Вечером 22 мая произошла еще одна встреча Черчилля и Идена с Молотовым.
Иден согласился не упоминать в договоре о подтверждении его заявления от 30 июля 1941 года на имя Сикорского. В тот же вечер Молотов телеграфировал Сталину: «Проявляя специальное личное внимание ко мне (завтрак, обед, длительная личная беседа до поздней ночи в Чекерсе), Черчилль по существу двух основных вопросов ведет себя явно несочувственно нам. В последней беседе он дал понять, что лучше отложить подписание обоих договоров, так как трудно договориться, не обидев США..
Все последние беседы создают у меня впечатление, что Черчилль выжидает событий на нашем фронте и сейчас не торопится договариваться с нами.
23 мая Сталин сообщил Молотову, что под Харьковом «дела у Тимошенко пошли хуже. Он надеется выправить положение».
Молотов полагал, что не следует подписывать союзный договор, не содержавший признания советских границ июня 1941 года. Но в 18.30 24 мая он получил телеграмму Сталина, где неожиданно прочел:
«Проект договора, переданный тебе Иденом, получили. Мы его не считаем пустой декларацией и признаем, что он является важным документом. Там нет вопроса о безопасности границ, но это, пожалуй, неплохо, так как у нас остаются руки свободными. Вопрос о границах или, скорее, о гарантиях безопасности наших границ на том или ином участке нашей страны будем решать силой…
Желательно поскорее подписать договор и после этого вылететь в Америку».
26 мая 1942 года был подписан Договор между СССР и Соединенным Королевством Великобритании о союзе в войне против гитлеровской Германии и ее сообщников в Европе и о сотрудничестве и взаимной помощи после войны. Пойти на подписание договора, в котором не содержалось признания советских аннексий, сделанных согласно секретным протоколам к пакту Молотова – Риббентропа и к советско-германскому договору на границе, Сталина заставило тяжелое положение на фронте, тяжелые поражения, которые потерпели советские войска на Керченском полуострове и под Харьковом.
В этих условиях советскому руководителю надо было прежде всего продемонстрировать Германии единство союзников и все растушую поддержку СССР со стороны западных держав.
Черчилль охарактеризовал Молотова следующим образом: «Человек, которого Сталин тогда выдвинул на трибуну советской внешней политики, заслуживает описания, которым в то время не располагали английское и французское правительства. Вячеслав Молотов – человек выдающихся способностей и хладнокровно беспощадный…
Переписка с ним по спорным вопросам всегда была бесполезной, и если в ней упорствовали, она заканчивалась ложью и оскорблениями. Лишь однажды я как будто добился от него естественной, человеческой реакции. Это было весной 1942 года, когда он остановился в Англии на обратном пути из Соединенных Штатов, мы подписали англо-советский договор, и ему предстоял опасный перелет на родину. У садовой калитки на Даунинг-стрит, которой мы пользовались в целях сохранения тайны, я крепко пожал ему руку, и мы взглянули друг другу в глаза. Внезапно он показался мне глубоко тронутым. Под маской стал виден человек. Он ответил мне таким же крепким пожатием. Мы молча сжимали друг другу руки. Однако тогда мы были прочно объединены, и речь шла о том, чтобы выжить или погибнуть вместе. Вся его жизнь прошла среди гибельных опасностей, которые либо угрожали ему самому, либо навлекались им на других. Нет сомнений, что в Молотове советская машина нашла способного и во многих отношениях типичного представителя – всегда верного члена партии и последователя коммунизма. Дожив до старости, я радуюсь, что мне не пришлось пережить того напряжения, какому он подвергался, – я предпочел бы вовсе не родиться».
Британский премьер также особо отмечал: «Для того чтобы выторговать более выгодные условия в переговорах, Сталин и Молотов считали необходимым скрывать свои истинные намерения до самой последней минуты. Молотов и его подчиненные проявили изумительные образцы двуличия во всех сношениях с обеими сторонами». Что ж, это нормальный дипломатический прием, обычный для дипломатов всех стран мира. Наверняка Черчилль и Иден не раз действовали точно так же. Но в отличие от Молотова и Сталина руководители Англии и США не скрывали от советского союзника реальной численности своих вооруженных сил и их оснащенность боевой техникой, а также стоящие перед ними тактические, логистические и иные проблемы, в том числе и тяжелые потери, которые они несли, тогда как Сталин и Молотов в общении с западными союзниками ограничивались общими пропагандистскими формулами или совершенно фантастическими цифрами.
Черчилль так изложил ход своих первых переговоров с Молотовым в Лондоне в письме Рузвельту: «Молотов начал с сообщения о том, что советское правительство поручило ему поехать в Лондон для обсуждения вопроса о создании второго фронта. Это не было новой проблемой. Впервые она была поставлена около десяти месяцев назад, а затем сравнительно недавно толчок этому был дан президентом Рузвельтом, который предложил г-ну Сталину, чтобы он (г-н Молотов) отправился в Соединенные Штаты обсудить этот вопрос. Хотя в данном случае инициатива исходила от Соединенных Штатов, советское правительство сочло целесообразным, чтобы он поехал в Соединенные Штаты через Лондон, поскольку именно на Великобританию должна выпасть первоначально главная задача по организации второго фронта.
Цель его визита – выяснить, как рассматривает английское правительство перспективу отвлечения в 1942 году по меньшей мере 40 германских дивизий из СССР, где в данный момент перевес в вооруженных силах принадлежит, по-видимому, немцам.
Отвечая Молотову, я изложил ему суть наших общих взглядов по поводу будущих операций на континенте. Во всех предыдущих войнах контроль на море давал державе, обладавшей им, великое преимущество – возможность высадиться по желанию на неприятельском побережье, поскольку противник был не в состоянии подготовиться во всех пунктах к отражению вторжения с моря. Появление авиации изменило все положение. Например, во Франции, Бельгии и Голландии противник может за несколько часов перебросить свою авиацию к угрожаемым пунктам в любой части побережья, а горький опыт показал, что высадка десанта при наличии сильного неприятельского сопротивления в воздухе не является разумным военным предприятием.
