Третьим фактором, который необходимо было учитывать, является фактор психологический — та наука, в отношении которой наше представление следует признать совершенно недостаточным: Часть этой науки касается толпы — поднятия настроения до того момента, когда оно становится пригодным для использования в целях определенного действия, приспособления различных мнений для определенной цели. Другая часть касается отдельных личностей, и тогда она превращается в редко встречающееся искусство обхождения с людьми. Она рассматривает возможность подъема настроения наших людей, их многосложность и изменчивость и возможность культивирования в них того, что способствует выполнению намерения. Мы должны подготовить сознание людей к условиям боя так же тщательно и точно. как другие офицеры подготавливали их физическую сторону, и не только сознание наших людей, но и сознание противника, поскольку это окажется возможным, а также сознание народа, поддерживающего нас за линией фронта, и неприятельской стороны, ожидающей приговора, и нейтральных государств, следящих за нашими действиями.
Вышеприведенные рассуждения привели меня к заключению, что взятие приступом Медины или же быстрое принуждение ее к сдаче голодом не соответствовали нашей стратегии. Мы хотели, чтобы противник оставался в Медине или в любом другом столь же безвредном месте — и чем в большем количестве, тем лучше. Вопрос обеспечения продовольствием окончательно прикрепил бы противника к железным дорогам. Присутствие же противника на Геджасской и Трансиорданской железных дорогах, а также на железных дорогах Палестины, Дамаска и Алеппо в продолжение войны можно было только приветствовать. Если бы он проявил стремление эвакуироваться в малом районе, где его численность могла бы оказаться преобладающей, тогда нам пришлось бы попытаться восстановить доверие противника уменьшением наших набегов против него. Наш идеал заключался в том, чтобы железные дороги работали с максимальными потерями и неприятностями для противника.
Арабская война была географической войной, а турецкая армия для нас случайным объектом, а не целью. Наша цель состояла в том, чтобы нажимать на самое слабое звено турецкой армии. Мы должны возложить на турок возможно более длительную пассивную оборону, максимально растянув наш собственный фронт. Тактически нам было необходимо создать в высшей степени подвижный, высоко оснащенный тип армии наименьших размеров и последовательно использовать эту армию в определенных пунктах турецкой линии обороны, чтобы заставить турок выделить на занимаемые ими посты дополнительное количество бойцов сверх экономического минимума в 20 человек. Мощь нашей ударной части должна расцениваться не только ее численностью. Соотношение между численностью и районом определялось характером войны, и благодаря тому, что наша подвижность в пять раз превышала турецкую, мы могли добиться равенства с ними при соотношении 1: 5. Наша победа заключалась в занятии нами стольких-то километров территории.
У нас не было ничего материального, что мы могли бы потерять, а следовательно, нам нечего было защищать и не во что стрелять. Драгоценным элементом наших сил были иррегулярные части бедуинов, а не регулярные части, чья роль заключалась бы только в занятии тех мест, к которым иррегулярные части уже обеспечили доступ. Нашими главными выигрышными картами были скорость и время, а не сила, и это давало нам скорее стратегический, чем тактический, перевес. Успеху нашей стратегии больше способствовала досягаемость, чем сила".
Выше словами самого Лоуренса мы изложили новую теорию иррегулярной войны в том виде, как она оформилась в его сознании.[10] Именно в свете этого изложения мы и должны истолковывать инициативу Лоуренса, которая была им проявлена в последовавших затем событиях.
Глава VII. Распространение «заразы». Апрель — июнь 1917 г
Как только Лоуренс достаточно оправился от болезни, Он начал обсуждать с Абдуллой план дальнейших действий. Вместо того чтобы предложить арабам произвести нападение на гарнизон Медины, он посоветовал произвести ряд набегов на железную дорогу, обещая показать сам, как это нужно делать. В данном случае он имел в виду осуществить такую операцию, которая, "причинив противнику беспокойство, не вызвала бы у него опасения за полное разрушение железной дороги". Однако он понял, что нет необходимости убеждать Абдуллу не предпринимать более серьезных действий.
Теория Абдуллы относительно ведения войны, по-видимому, сводилась к тому, что язык является более могущественным, чем меч. Хотя он и обнаруживал живость мысли, которая должна была радовать Лоуренса, но она никогда нс претворялась в какое-либо положительное действие. Абдулла, несомненно, был полон планов. 20 марта в разговоре с Лоуренсом и капитаном из французской Африки Рахо он говорил о желательности наступления на Йемен в целях освобождения его от турецкого ига. Однако чувствовалось, что это было лишь одной из обычных для Абдуллы уловок с целью скрыть свое истинное намерение — спокойно сидеть в бездействии. Все же и он проявил определенную решимость, отвергнув французские требования о бомбардировке Медины. Он заявил, что принудит ее к сдаче голодом. С новой точки зрения Лоуренса, увертки Абдуллы были весьма успокаивающими, а кроме того, практическим подтверждением того, что новая теория вполне совпадала с реальностью.
Однако среди помощников Абдуллы имелся более энергичный воин, шериф Шакир — "подлинный центавр на коне", который, несмотря на свое огромное богатство, любил простоту кочевой жизни. Шакира не пришлось долго уговаривать, чтобы произвести набег на железную дорогу. Хотя Лоуренс еще не был вполне здоров, тем не менее 26 марта он отправился с небольшим отрядом на поиски подходящего объекта для нападения и остановил свой выбор на небольшой железнодорожной станции, на которой находилось около 400 турок. Однако, когда прибыл Шакир, он привел с собой всего лишь 300 человек, которых было слишком мало для нападения на станцию. Тогда Лоуренс решил отвлечь внимание гарнизона орудийным обстрелом станции, самому же тем временем подорвать с юга и с севера железнодорожное полотно и таким образом поймать остановившийся там поезд в ловушку. Это давало возможность Лоуренсу заложить свою первую мину и "использовать для ее взрыва затвор ружья Мартини — приспособление, которое применяли против англичан буры в Южной Африке". Затем он вернулся обратно к своему отряду, чтобы дождаться утра. Бой начался обстрелом станции. Один из снарядов, попавший в поезд, заставил паровоз отцепиться и направиться прямо на мину Лоуренса. Однако последняя взорвалась слишком поздно, и паровозной бригаде удалось исправить нанесенные взрывом незначительные повреждения" так как выставленная для обстрела паровоза пулеметная команда неожиданно отошла. Тем временем люди Шакира, под прикрытием дыма горевших товарных вагонов, захватили в плен два прилегавших к станции поста противника. Пойти на захват станции они не решились, а забрав с собой 30 пленных и разрушив станцию, отступили, довольные достигнутым результатом.
