Итак, я могу достигнуть счастья быть знаменитой, известной, обожаемой, и этим путем я могу приобрести того, кого люблю. Такою, какова я теперь, я имею мало надежды на его любовь, он даже не знает о моем существовании. Но когда он увидит меня, окруженную славою!.. Мужчины честолюбивы… И я могу быть принята в свет, потому что я не буду знаменитостью, вышедшей из табачной лавки или грязной улицы. Я благородного происхождения, я не имею необходимости что-нибудь делать, мои средства позволяют мне это, и следовательно мне будет еще легче возвыситься, и я достигну еще большей славы. Тогда жизнь моя будет совершенна. Слава, популярность, известность повсюду – вот мои грезы, мои мечты.
Выходя на сцену – видеть тысячу людей, которые с замиранием сердца ждут минуты, когда раздастся ваше пение. Сознавать, глядя на людей, что одна нота вашего голоса повергнет всех к вашим ногам. Смотреть на них гордым взглядом (я все могу!) – вот моя мечта, мое желание, моя жизнь, мое счастье…»
В дневнике отражается страсть и фантазия, попытка стать лучше, чем ты есть, жажда признания и неистребимое желание того, чтобы на тебя обратили внимание, тебя полюбили. И мечты, мечты, мечты…
Мария пишет очень по-женски: «Милый, ты будешь ослеплен моим голосом и полюбишь меня, ты увидишь мое торжество, и ты, действительно, достоин только такой женщины, какой я надеюсь быть. Я не дурна собой, я даже красива, да, скорее красива; я очень хорошо сложена, как статуя, у меня прекрасные волосы, я хорошо кокетничаю, я умею держать себя с мужчинами, я умею очень хорошо позировать… Теперь я, конечно, не могу приложить этого на практике, но потом… Словом – быть мировой знаменитостью».
Мария внимательно следит за объектом своей любви, старается знать о нем побольше, регулярно пишет о нем в дневнике:
«Пятница, 14 марта. Сегодня утром я слышу стук экипажа на улице, гляжу и вижу герцога Г., едущего на четверке лошадей со стороны бульвара. Боже мой! Ведь если он здесь, он будет участвовать в апрельской охоте на голубей; я непременно поеду».
«Сегодня я еще раз видела герцога Г. Никто не умеет держать себя, как он; он имеет вид какого-то короля, когда едет в своей карете».
«Сегодня утром я читала Swiss Times, я просматривала список путешественников не только в Ницце, но везде. Я нашла герцога Г. в Неаполе. Этот список – от 10-го марта. Благодарю Тебя, Господи, за то, что Ты дал мне возможность узнать, где он был. Когда я прочла его имя, я не верила глазам своим, так оно для меня дорого».
Итак, Мария влюблена. Но… он, конечно, любит другую! Башкирцева внимательно присматривается к его любовнице, пытаясь понять, что же его в ней привлекло: «На прогулке я несколько раз видела Ж. всю в черном. Она очаровательна, впрочем, не столько она, сколько ее волосы; ее туалет безупречен, нет ничего, что нарушало бы впечатление. Все благородно, богато, великолепно. Право, ее можно было бы принять за даму высшего круга. Вполне естественно, что все способствует ее красоте – ее дом с залами, маленькими уютными уголками, с мягким освещением, проходящим через драпировки и зеленую листву. И она сама, причесанная, одетая, убранная как нельзя лучше, сидящая – как царица – в прекрасном зале, где все приспособлено к тому, чтобы выставить ее в наилучшем свете. Вполне естественно, что она нравится и что он любит ее.
Если бы у меня была такая обстановка, я была бы еще лучше. Я была бы счастлива с моим мужем, потому что я не стала бы распускаться, я заботилась бы о том, чтобы ему нравиться так же, как я заботилась об этом, когда хотела понравиться ему в первый раз. Я вообще не понимаю, почему это мужчина и женщина – пока они еще не женаты – могут постоянно любоваться друг другом и стараться друг другу нравиться, а после свадьбы распускаются и совершенно перестают об этом заботиться».
Сколько людей были озабочены этим же вопросом? Миллионы… Эти строки написаны в девятнадцатом веке, но звучат весьма современно: «Почему это думают, что со словом брак все проходит и остается холодная, скучная дружба. Зачем опошлять понятие о браке, представляя себе при этом жену в папильотках, в капоте, с кольд-кремом на носу и постоянным желанием раздобыть от мужа денег на туалет.
Почему женщина должна неглижировать собой перед человеком, для которого она должна была бы заботиться о своей внешности? Я не понимаю, как можно относиться к мужу, как к какому-то домашнему животному, а до свадьбы желать нравиться тому же самому человеку. Почему бы не оставаться по отношению к мужу настолько же кокетливой и не относиться к нему так же, как к постороннему человеку, который вам нравится, с тем различием, конечно, что постороннему человеку нельзя позволить ничего лишнего? Неужели это потому, что можно любить друг друга открыто, потому что это не считается предосудительным и потому, что брак благословлен Богом? Неужели потому, что люди находят удовольствие только в том, что считается запретным? Боже мой, так не должно быть, я совсем иначе понимаю все это».
Позже Мария запишет: «По-моему, все распри между взрослыми и все семейные неурядицы – от безделья…» У нее были причины так думать: она росла в богатой семье, которая многое могла себе позволить: женщины не работали, занимались своими проблемами, не были озабочены ни заботой о хлебе насущном, ни какими-то другими серьезными обязанностями. Башкирцева могла стать вполне обычной женщиной, каких было много в этих обеспеченных кругах, но не стала, потому что была наделена множеством даров, которые в сочетании с еще одним весьма спорным даром – тщеславием – делали ее совершенно непохожей на них.
У Марии был необычный подход к оценке самой себя: «Я всегда предпочитаю верить тому, что приятнее, и потому предпочитаю верить, что я красива. Может быть, я и ошибаюсь, но если даже это иллюзия, я предпочитаю оставаться при ней, потому что это более лестно. Что вы хотите? В этом мире надо всегда стараться смотреть на вещи с их лучшей стороны. Жизнь так прекрасна и так коротка!»
К сожалению, жизнь Марии Башкирцевой действительно оказалась и прекрасной, и короткой! Но сама она пока об этом не знает: «Я в таком грустном настроении, что не имею никакого определенного представления о моем будущем, то есть я знаю, чего бы я хотела, но не знаю, что со мной будет в действительности».
Она знала, чего бы хотела: быть певицей, быть художником, быть писателем.
Все, что Мария делала, она делала вдохновенно. У нее был «комплекс отличницы» – ей все надо было сделать на «отлично» или не делать вообще. Или лучше всех – или никак! Она умела учиться, жадно познавала новое, постоянно совершенствовала себя. В дневнике Мария даже жаловалась на свою учительницу: «Я уже полтора часа жду к уроку m-lle Колиньон, и это вот каждый раз так! А мама упрекает меня и не знает, как это огорчает меня самую. Досада, возмущение так и жжет меня. M-lle Колиньон пропускает уроки, она заставляет меня терять время. Мне тринадцать лет; если я буду терять время, что же из меня выйдет!»
Жизнь коротка – надо спешить! Вот девиз Марии Башкирцевой, которому она никогда не изменяла, и, возможно, поэтому успела сделать так много. «Я все время сохраняю хорошее расположение духа; не следует мучиться сожалениями. Жизнь коротка, нужно смеяться, сколько можешь. Слез не избежать, они сами приходят. Есть горести, которых нельзя отвратить: это смерть и разлука, хотя даже последняя не лишена приятности, пока есть надежда на свидание. Но портить себе жизнь мелочами – никогда! Я не обращаю никакого внимания на мелочи, и, относясь с отвращением к мелким ежедневным неприятностям, я с улыбкой прохожу мимо них.
…Какое счастье, что я не принадлежу к тем девочкам, которые воспитываются в монастыре и, выходя оттуда, бросаются как сумасшедшие в круговорот удовольствий, верят всему, что им говорят модные фаты, а через два месяца уже чувствуют себя разочарованными, обманутыми во всех своих ожиданиях. Я не хочу, чтобы думали, что, окончив ученье, я только и буду делать, что танцевать и наряжаться. Нет. Окончив детское ученье, я буду серьезно заниматься музыкой, живописью, пением. У меня есть талант ко всему этому, и даже большой!»
Для Марии время мчится как стрела. Утром она учится музыке: «Мой учитель музыки Manote был очень доволен мною сегодня утром. Я сыграла часть концерта Мендельсона без единой ошибки». Потом рисование: «…до двух часов Аполлон Бельведерский, которого я срисовываю. Он имеет некоторое сходство с герцогом – особенно в те минуты, когда на него смотрят, выражение очень похоже. Та же манера держать голову и такой же нос».
Она занимается языками, много читает. Кроме таланта, который у Марии, безусловно, присутствовал, у нее еще было редкое трудолюбие для девушек ее среды и усердие – в сочетании с нестандартным мышлением. Она всегда имела свое мнение.
«Сегодня у меня был большой спор с учителем рисования Бинза, – записывает Мария в дневнике. – Я ему сказала, что хочу учиться серьезно, начать с начала, что то, что я делаю, ничему не научает, что это пустая трата времени, что с понедельника я хочу начать настоящее рисование. Впрочем, не его вина, что он учил не так, как следует. Он думал, что до него я уже брала уроки и уже рисовала глаза, рты и т. д., и не знал, что рисунок, ему показанный, был мой первый рисунок в жизни и притом сделанный мною самою».
