и наказуемым. Ленин не счел нужным признавать евреев отдельной национальностью, Сталин указывал на отсутствие у них единого языка, территории и экономики, – это считалось основаниями для отказа в признании их самостоятельной национальностью. Сионистская деятельность находилась под запретом, религия тоже. Евреев считали «народом», а не национальностью, что принижало их статус и роль в экономике. Пометка «еврей» в паспорте появилась в 1932 году. На многие годы она стала волчьим билетом для своего обладателя.
Реорганизация экономики в 1920-е годы, в результате которой был полностью истреблен средний класс, превратила множество евреев в нищих. В попытке улучшить экономическое положение масс и удовлетворить чаяния националистов в 1934 году советское правительство объявило о создании на Дальнем Востоке Еврейской автономной области со столицей в Биробиджане и идишем как официальным языком. Но уже в 1936 году еврейское руководство Биробиджана было распущено, а еврейский характер области сведен практически к нулю.
С началом Второй мировой войны СССР и нацистская Германия подписали пакт о ненападении, однако в 1941 году Германия нарушила его и внезапно напала на СССР. Тут же началось истребление евреев. В СССР, в отличие от Западной Европы, нацисты не сдерживались, поскольку их не волновала реакция местного населения. Уничтожение евреев происходило стремительно. Создавались гетто, но они становились лишь временными пунктами содержания еврейской рабочей силы, которую впоследствии убивали. Зачастую массовые казни проходили прямо на окраинах больших и малых городов, например в Бабьем Яру под Киевом. Многих советских евреев депортировали в лагеря смерти в Польше. До войны на оккупированной немцами территории проживало четыре миллиона евреев. Из них погибло около трех миллионов; из тех, кто попал под оккупацию, не выжил почти никто.
В годы Второй мировой войны процент бойцов-евреев, служивших в советской армии и погибших, был чрезвычайно высок. Еврейские общины Москвы и Ленинграда пострадали несильно, а вот украинские – особенно киевская – исчезли почти полностью. Сразу после войны Сталин возобновил свои усилия по уничтожению еврейской национальной жизни. Некоторые историки считают, что только смерть Сталина в 1953 году спасла евреев от крайне масштабных, фактически беспрецедентных преследований.
К 1960-м годам большинство советских евреев перебралось в большие города, особенно в РСФСР – в городах был выше уровень модернизации, больше возможностей для получения образования и для профессиональной самореализации. Еврейская культура и религия оставались в тени, хотя в страну тайно ввозили еврейские книги и предметы культа. Большинство евреев не имело доступа к этой контрабанде. Те, которые все-таки участвовали в еврейском движении, нередко становились отказниками: их преследовали, часто арестовывали, отказывали в праве покинуть страну.
К 1970-м годам евреи стали самой образованной нацией СССР. Еврейское население больших городов росло, усиливалось его участие в ключевых секторах экономики и культуры. Типичные советские евреи, представители среднего класса, все больше ассимилировались, уходили от еврейских ценностей к ценностям и стилю жизни среднего класса.
В 1960-1970-е годы альтернативным способом реализации еврейского самосознания стала алия. Советские евреи предпочитали книги на иврите (официально им недоступные) и иврит, несмотря на советские представления о том, что еврейским этническим наследием является идиш. Идиш и Биробиджан считались «мертвяками», неспособными соперничать в притягательности с Израилем и не отвечающими потребностям этнического пробуждения высокообразованного и культурного советского еврейского населения. Сионизм представлялся альтернативой, свободной от советского наследия и привязки к государству.
В конце 1960-х годов советскому режиму пришлось бороться со стремлением евреев к эмиграции – сначала в Израиль, а потом в США. У государства не было продуманной политики относительно евреев, оно занималось манипуляторством, не заглядывая далеко вперед: с вопросами воссоединения семьи, активистами алии и индивидуальными заявлениями на выезд разбирались в индивидуальном порядке; речь не шла о работе с еврейским населением в целом.
К концу 1980-х годов религия стала важным инструментом проявления непокорства, особенно в среде отказников. Они пытались жить еврейской жизнью, отдельной от советского общества: создавали небольшие еврейские общины, пытались вести в них деятельность с помощью собратьев с Запада. Религия представлялась им выразительным антикоммунистическим жестом, одним из способов заявить о своей оппозиции правительству и коммунистической идеологии. Однако после падения коммунизма религия быстро утратила привлекательность. Когда синагоги открылись официально, евреев, желающих их посетить, оказалось немного, – возможно, потому что теперь их посещение не воспринималось как акт неповиновения.
После краха СССР были восстановлены свобода слова, печати и вероисповедания. Однако до того евреев притесняли на протяжении жизни двух поколений, и теперь им почти нечего было выражать. И вообще, каково значение слова «еврей», записанного у них в паспортах? Как молодой еврей, житель бывшего СССР, мог вдохнуть в это слово жизнь, наполнить его личным смыслом?
Погожим весенним утром 1988 года двадцатидвухлетняя студентка-отличница Московского государственного университета Женя Михалева пришла на встречу со своим научным руководителем. Эта встреча перевернула ее жизнь.
Женины родители были евреями, но она, как и большинство ее сверстников, выросла в светском русском окружении, ни разу в жизни не бывала в синагоге, не справляла еврейских праздников. Израиль значил для нее не больше, чем Индия. Еврейство для нее начиналось и заканчивалось словом «еврейка», записанным в ее документах. Официально она считалась еврейкой, сама же себя воспринимала как молодую русскую интеллигентку, будущего ученого.
Женя не сомневалась, что сможет поступить в аспирантуру. Она получила диплом с отличием и полагала, что научная карьера для нее гарантирована.
Планы ее разбились в то роковое утро, все ее мечты уничтожила холодная и суровая реальность советского антисемитизма. Научный руководитель сообщил Жене: с ее стороны наглость вообще подавать документы в аспирантуру. «Невозможно, – сказал он ей, – чтобы еврейка смогла полностью оценить богатство и глубину русской литературы. Пушкин, Достоевский и другие великие русские писатели и поэты совершенно недоступны пониманию евреев, которые были и навсегда останутся здесь чужаками».
Женино заявление в аспирантуру не приняли. Университетское образование оказалось ей доступно лишь до определенного уровня. Ее научный руководитель сформулировал это так: «Вы должны ценить великодушие советской системы, которая и так дала вам незаслуженно много».
После того как потрясение уступило место гневу и негодованию, Женя стала искать логичные рациональные объяснения, но их не было. Поиски вывели ее на подпольную еврейскую программу в Москве – тут и зажглась первая искра ее возвращения к еврейству.
Семьдесят пять лет коммунистического правления подходили к концу. Советская империя разваливалась. Наконец-то открылись двери свободы. Сотни тысяч евреев собирали чемоданы, уезжали в Израиль и другие страны. Некоторые оставались – у каждого были на то свои личные причины. Считается, что на данный момент в бывших республиках
