повидать, поговорить с ним. Не забыть осень первого года войны, бои за Новгород, когда судьба свела их. И дальше 241-я стрелковая дивизия под командованием И. Д. Черняховского сражалась на демянском направлении зиму 1941/42 года. В то время 34-я армия Берзарина совместно с соседними армиями Северо-Западного фронта вела там наступательные бои по окружению двух корпусов 16-й армии генерала Буша. 20 февраля советские войска замкнули кольцо и целых два месяца держали почти семидесятитысячную группировку гитлеровцев в демянском «мешке».
Николай Эрастович высоко ценил храброго комдива, потому всячески ему содействовал, особенно в переводе его, как этого хотел сам Черняховский, в танковые войска. Берзарин сделал все нужные представления командованию фронта и дал полковнику Черняховскому замечательную характеристику.
Ивана Даниловича вызвали в Москву к генералу Я. Н. Федоренко — командующему бронетанковыми и механизированными войсками Красной Армии. И там сбылось желание Черняховского: он был назначен командиром 18-го танкового корпуса, действовавшего в составе войск Воронежского фронта. Не прошло и полутора месяцев, как Иван Данилович стал командующим 60-й армией, которая в это время вела упорные бои за Воронеж. Так с легкой руки Берзарина за два года полковник И. Д. Черняховский стал генерал-полковником и командующим фронтом, действующим на важном операционном направлении.
И сейчас Черняховский все это вспомнил и еще то, как Николай Эрастович душевно с ним прощался, провожая в другую армию:
— От всей души желаю вам, Иван Данилович, еще больших успехов! — и, обняв, поцеловал…
Не теряя времени, Черняховский вышел на крыльцо, проделал утреннюю зарядку, вернувшись в дом, умылся до пояса и вдруг, взглянув на часы, ахнул.
— Алеша! Как же так, дорогой? — бросил он укоризненный взгляд на порученца.
— До зари работали, — оправдывался подполковник Комаров.
Но командующий уже звонил генералу Макарову:
— Доброе утро, Василий Емельянович! Черняховский. Завтракали? Жаль. Кто у вас? Начальник политуправления генерал Казбинцев? Тогда после беседы с ним едемте к гвардейцам на левый фланг армии Берзарина. Ведь им наверняка придется играть первую скрипку… Вчера по телефону я с Николаем Эрастовичем договорился, что он с утра работает по своему плану в 84-м корпусе генерала Прокофьева. А во второй половине дня встретимся с ним в штарме. Там пробудем недолго, так часика два. На обратном пути, если не очень устанем, заглянем к Вольхину. Форма одежды, — шутя продолжал Иван Данилович, глядя на ползущую тучу, — кожаное пальто.
У этих двух людей с первых дней совместной службы сложились прекрасные товарищеские отношения, впоследствии переросшие в настоящую боевую дружбу, дружбу, которая помогала и командующему фронтом, и члену Военного совета в их многогранной деятельности. Макаров до войны был секретарем Московского комитета партии. В конце лета 1941 года Центральный Комитет партии направил его на Брянский фронт членом Военного совета, а в ноябре того же года, когда враг находился на подступах к Москве, его назначили начальником политуправления Западного фронта. Участвуя в битве под Москвой и во всех фронтовых операциях 1941–1944 годов, Василий Емельянович приобрел большой опыт в руководстве политорганами и партийными организациями фронта, вырос в крупного военно-политического руководителя и, конечно, явился хорошей опорой молодому командующему фронтом. И теперь во всех поездках в войска они вместе. Это было хорошо, так как там, на месте, они сразу решали и вопросы компетенции командующего фронтом, и вопросы партийно-политической работы в войсках.
Командир 17-й гвардейской стрелковой дивизии встретил их на Витебском шоссе и провел прямо к себе на КП, куда были вызваны начальник штаба дивизии и начальник разведки.
Черняховский, познакомившись с обстановкой и состоянием дивизии, начал расспрашивать и о поведении противника, и о системе обороны, и о характере занимаемой им местности на всю тактическую глубину.
— Что из себя представляет Суходровка? — Генерал Черняховский остановил карандаш на излучине реки.
— Суходровка сейчас разлилась. А так она неширокая… — докладывал комдив.
— А берега топкие? — Командующий хотел знать, пройдут ли танки.
— Сейчас трудно сказать: все залито водой. Берега низкие.
— А берега Лучесы?
— Обрывистые. Но здесь, товарищ командующий, меня волнуют не так обрывистые берега Лучесы, как мосты на ней…
— Мосты на Лучесе? — удивился Черняховский. — Где?
Комдив показал на карте на три узеньких черных коридора — обозначение мостов, пересекающих извилистую ниточку реки.
— Под самым передним краем? Где у противника только две траншеи и целых три моста? Странно… Это достоверно? — Черняховский испытующе смотрел на комдива.
— Вполне.
— Да-а, — многозначительно протянул командующий, стуча пальцем по этим «коридорчикам», — мосты, генерал, заставляют нас быть начеку. Это направление, — командующий провел карандашом по дуге через Островно к Западной Двине, — должно нас очень интересовать. Вы находитесь на левом фланге армии. Вам придется вместе с правым соседом — 19-й гвардейской дивизией — окружать витебскую группировку. А может быть, развернувшись фронтом на запад, и преследовать противника.
— Понимаю, товарищ командующий, — привстал генерал, довольный такой сложной и в то же время благородной задачей.
Черняховский резко перевел карандаш к деревне Языково.
— Откровенно говоря, я беспокоюсь за ваш левый фланг. Здесь можно ожидать от противника всего. Он, видно, давно разведал, что здесь стык наших армий, и может внезапно по этим мостам форсировать Лучесу и садануть вас под левое ребро. Так или не так?
— Так, товарищ командующий.
— А чтобы этого не произошло, на вас, генерал, и на вашего левого соседа, — продолжал генерал Черняховский, — возлагаю персональную ответственность за этот стык… Так что серьезно подумайте. Пока все. В шестнадцать ноль-ноль соберите командиров полков, их заместителей и начальников штабов. Место по вашему усмотрению. А сейчас вот сюда, — показал он на карте, — на левый фланг левофлангового полка.
— Туда? — удивился комдив. — Не рекомендую. Туда никакая машина не пройдет. Распутица все дороги размочалила.
— Пока можно — поедем, а там пешком.
Не проехали и полукилометра, как у разлившегося в лесу ручья их остановил одетый по-зимнему командир полка. Пришлось машины оставить, ручей перейти по скользкой бревенчатой кладке и, подняв полы, шагать за ним по бурому месиву.
На КП полка командующий задерживаться не стал, предложил командиру вести его в левофланговый батальон. Долго они петляли по лесным топким тропам по колено в грязи, пока подошли к ходу сообщения. Здесь их встретил офицер, мало чем отличавшийся от бойцов, в таком же, как и они, полушубке, ушанке.
— Не жарко, майор, в полушубке-то? — приняв рапорт, спросил Черняховский.
— Жарковато, товарищ генерал, — ответил майор. — Но по этой грязи все же лучше, чем в шинели.
И, скользя по жердяному настилу, тонувшему в грязной жиже, он повел по ходу сообщения. Вдруг позади громыхнул разрыв мины, за ним второй, третий. Осколки со свистом пронеслись над головой.
— В
